Адъютант генерала Май-Маевского - [47]
Стало темнеть. Езды осталось несколько часов. Наступила полная темнота.
Папанин держит курс на «Гаджибее» за «Рионом». Мо- кроусов уменьшил ход. Подошел к боргу «Гаджибея», говоря Папанину: «Ваня, мы влипли. Находимся в Феодосийской бухте. Хваленый штурман... завез нас к гадюкам в лапы». Мы должны были высадиться между Алуштой и Судаком в деревнях Кучук-Узен, Туак, Капсихор. Мокроусов скомандовал: «Выход один, держи пулеметы наготове, держи курс за мною, надо во что бы то ни стало до рассвета вырваться отсюда». На наше счастье никто нас не заметил и не обратил внимания, а если кто и заметил, то никогда не мог бы подумать, что красный «флот» настолько нахальный, что заберется в Феодосийскую бухту; кто заметил, подумал — своя флотилия.
Даем драпа в Анапу. Уже начало светать. Мы были в Керченском фарватере, как вдруг Мокроусов закричал: «Бери на буксир». «Что случилось?»—спросил Папанин. «Подшипники сгорели». Берем на буксир «Рион». На утро под свежий ветер стало нас швырять как люльку. Не успели проехать 25 — 30 верст, как внезапно показался дымок на горизонте, приближавшийся все ближе и ближе. Мокроусов вооружился биноклем, долго смотрел и вдруг скомандовал: «Приготовить бомбы и пулеметы, примем бой». Сторожевой катер белых идет в догонку за нами из Керченского пролива, но уже виден советский берег. Неожиданно сторожевое судно белых быстро повернуло обратно. Мы были в недоумении, в чем дело. Стали подходить к советским берегам (Кубанский берег); с берега нас обстреливают из пулеметов. Не обращаем внимания, так как держим курс вдоль берега и пули нас не достают. Загремели орудия. Два выстрела. Дело плохо, — из 3-го снаряда могут попасть. Стали сигнализировать красными флажками,— по всей вероятности заметили сигнализацию. Повернули носом к берегу. Подошли ближе к берегу,— близко к берегу нельзя подойти. Разделся Григорьев, пошел в воде. К нему подлетели не менее трех эскадронов красной кавалерии и стали спрашивать: «А где же ваша подводная лодка и миноносец?» Мы были в недоумении: какие подводные лодки и миноносец, о чем идет речь? «Ваши документы»—спросил командир. Документы находились у Мокроусова, который разделся и в зубах нес документы. Через некоторое время мы поняли, в чем дело. Поняли, почему от нас дали драпу белые. Они приняли нас за подводную лодку. Фальшивая труба придала «Риону» вид миноносца,.
Красный командир, убедившись в верности наших документов, немедленно дал распоряжение по берегу до Анапы, чтобы нас нигде не обстреливали. Прибыли в Анапу, решили «Рион» с сгоревшими подшипниками совсем оставить в Анапе и тут же ссадили хваленого штурмана с остальными шкурниками матросами. Решили ехать сами. За мотор взялись управлять Папанин и Ефимов, а на руль сел сам Мокроусов. 16 июня совершаем свой 2-й рейс и поправляем свою первую ошибку.
Вышли в море. «Гаджибей» загружен по самый буртик пулеметами, патронами и бензином, да и нас 10 человек. Шли часов 14 — 15. Погода стояла хорошая. Вдруг подул сильный ветер, а оставалось верст 70. Не успеваем черпаком воду отливать от сильной зыби, которая от ветра заливала за борт. Неожиданно Папанин бросился к мотору, остановил его. Оказывается, Ефимов прозевал какую- то трубку прочистить,— не подоспей Папанин на несколько секунд, и мы кормили бы рыб. Во время работы Папанина над мотором все замерли. Было полное молчание, ждали исхода, и благодаря его опытности мотор заработал. Все облегченно вздохнули, как дети обрадовались. Пошли дальше. Наступила темнота, рассчитываем часа через два будем воротить направо, на берег; хотя подрассчитали без штурмана, но угадали точно. Ночь темная, чернеются горы, подходим к берегу, слышится шум зыби, разбивающейся о скалы, держим прямо на берег и незнаем, что нас на берегу ждет, — может быть засада контр-разведки. С этим перестали считаться—лишь бы скорей выбраться на берег. Подошли к берегу, не поймем, где пристали. Нечего размышлять, скорей разгружать. Выставили дозор на дорогу, которая ведет в Судак. Быстро разгружаем снаряжения, патроны, бомбы и все таскаем подальше от дороги в ущелье, образовавшееся после пронесшихся дождей, и чтобы скрыть наши следы, т. Ефимов разделся, пробил дно в катере и затопил его. Теперь мы все очутились на суше в тылу Врангеля. Начались наши мытарства,—перетаскиваемся в глушь гор. Случайно наткнулись на нас два татарина; стали мы их расспрашивать, где зеленые.
