Адъютант Бонапарта - [12]

Во-вторых, Юзеф не мог отказаться от прав на рыдзынский майорат, так как никогда этих прав не имел. В первые годы князь Август явно хотел усыновить Юзефа и сделать его своим основным наследником – об этом говорит отношение к воспитаннику и передача ему родового мальтийского командорства. Но несколько позднее он от этого намерения отказался. Причиной тому был, вероятнее всего, тот факт, что у младшего брата владельца майората, князя Антония Сулковского, имеющего право на унаследование по уложению о майоратах, родился законный сын.[9] Это династическое событие раз и навсегда лишало наследства сыновей князя Франтишека де Паула и актрисы Высоцкой. В новой ситуации князь Август мог отказаться от усыновления воспитанника, характер которого вызывал в нем серьезные опасения.

В-третьих, никогда не доходило ни до какого разрыва между Юзефом и князем Августом. Из заслуживающей абсолютного доверия биографической заметки майора Михала Суходольца ясно видно, что в 1785 году пятнадцатилетний Юзеф Сулковский (значит, он все-таки родился в 1770, а не в 1773 году, как утверждают семейные документы) перебрался вместе с княжеской четой из Рыдзыны в Варшаву и там продолжал оставаться под опекой князя Августа до самой его смерти. Князь умер в Варшаве 7 января 1786 года, оставив Юзефу мальтийскую ренту, равную генеральскому жалованью, а его сестре Теодоре – 40 000 злотых. После смерти опекуна Юзеф вспоминал его в письмах, пожалуй, даже с теплотой, так как новый владелец рыдзынского майората относился к своему младшему родственнику куда суровее.

В других литературных произведениях о Сулковском отступления от исторической правды не столь разительны, но легенда о разрыве с опекуном варьируется и там. В основе этой вымышленной легенды, очевидно, лежит желание объяснить самым упрощенным и шаблонным образом, почему Сулковский впоследствии так резко выступал против магнатско-дворянского мира, в котором вырос.

Но мне кажется, что историческая правда о Юзефе Сулковском достаточно убедительна и может обойтись без фальшивых упрощений.

Хотя ни до какого театрального скандала с опекуном не дошло, пятнадцатилетний Юзеф в момент своего отъезда в Варшаву имел достаточно оснований быть недовольным жизнью и окружением. Сомнительное происхождение, которым ему довольно часто кололи глаза, вызывало в нем комплекс уязвленности. Его независимая натура бунтовала против дядиной безжалостной образовательной дрессировки. Восьмилетнее пребывание в Рыдзыне, прерываемое частыми заграничными поездками, дало возможность его проницательному уму уразуметь всю злую суть дворянского строя. В литературе, подсовываемой прогрессивными учителями, он находил подтверждение собственным выводам. От своих приятелей, молодых, патриотически настроенных офицеров из рыдзынского полка, он узнавал различные компрометирующие истории о политике короля, князей Сулковских и других магнатов, наведывавшихся в Рыдзыну.

Все это способствовало раннему радикализму впечатлительного и благородного подростка. Но пока был жив князь Август, радикализм Юзефа был чисто теоретическим и проявлялся единственно в мимолетных семейных стычках. Рыдзынский кавалер пребывал в мире, изолированном от настоящей жизни народа. Бдительный опекун не спускал с него глаз, контролировал его занятия и развлечения. И кроме всего, опекун при всех недостатках по-своему любил воспитанника и как-то выказывал это, что в достаточной мере приглушало социальный бунт юнца.

Но как только опекуна не стало, положение воспитанника коренным образом изменилось.

Сохранилось несколько писем Юзефа, относившихся к первым годам варшавской жизни, писанных им к князю Антонию Сулковскому, который после смерти старших братьев (болезненный князь Александр в Вене пережил князя Августа всего на несколько месяцев) слал владельцем рыдзынского майората.

Содержание и форма этой переписки находятся в явном противоречии с трогательной литературной легендой о романтическом бунтаре, который оставил дом бесчестного опекуна и добровольно отказался от богатого наследства.

Каждая из этих церемонных эпистол является чем-то вроде изъявления вассальной преданности. Юзеф прославляет доброту и милосердие князя Антония и заверяет его в своей преданности и благодарности. Покойного князя Августа он вспоминает как своего «милостивого и особливого добродетеля и покровителя». Неоднократно вверяет он себя доброте и опеке нового владельца майората, которого так же титулует «великодушным добродетелем».

В варшавских письмах Юзефа этого периода пробивается уже хорошо знакомый нам по давней переписке тон «бедного сироты» из Рааба, незадачливого графа Теодора. В отличие от своего отца, Юзеф не выпрашивает у главы рода денежного вспомоществования, но за смиренными реверансами чувствуется нелегкое положение молодого человека, неожиданно выбитого из седла и встревоженно ищущего хоть какой-нибудь опоры.

Не будем, однако, слишком серьезно относиться к «верноподданническому» характеру этих писем. Нельзя некритически относиться к письменным документам, если не известны обстоятельства, в которых они возникали. Письма к новому владельцу Рыдзыны Юзеф писал в исключительно тяжелый для себя период. Он был в отчаянии после недавней смерти сестры, больной, ослабленный и разбитый, так как еще не выкарабкался из той самой «горячки», которая сразила семнадцатилетнюю Теодору. Лежал он в бедной офицерской квартире, разделяемой со старшим полковым товарищем, и переживал всякие материальные трудности. Смерть князя Августа ощутимо сказалась на карьере Юзефа и на его финансах.