Адвокат шайтана - [67]

Но этот шантаж Андрея наткнулся на шантаж со стороны Веры:

— Тогда я сообщу, куда следует, где и кем ты работаешь.

На другом конце телефонного провода повисла долгая пауза. Андрею было о чём задуматься. Он работал в известной на всю страну фирме, специализирующейся на продаже антивирусных компьютерных программ. Но вот только занимался он в этой уважаемой всеми организации разработкой и распространением в виртуальном пространстве этих самых вирусов, дабы фирме было с чем бороться. Эта работа засекреченной группы программистов-вирусологов, собственно говоря, и была причиной коммерческого успеха фирмы. Андрей был автором более сотни вредоносных программ. И его труд высоко ценился.

— Ну что ж, я сделал всё, что мог, чтобы сохранить нашу семью, — наконец, капитулировал Андрей и повесил трубку.

На следующий день в назначенное время он в суд не явился. Но Веру это не беспокоило, так как она знала, что это не помешает вынесению судебного решения. Её обеспокоило другое — как только она открыла дверь в кабинет судьи и хотела сказать, что явилась, ей оттуда грубо ответили:

— Ждите, женщина!

Ожидая в душном обшарпанном коридоре, стоя среди граждан, пришедших сюда в надежде найти потерянную правду, Вера растерянно думала о том, почему судья к ней отнёсся как к обычной заявительнице:

— Неужели Михаил не предупредил судейских чиновников, что приду я? Ведь он сам настоял на этом разводе…

Объяснение такого бездействия Касьянова, что, мол, судебная власть в России независима от исполнительной, всерьёз не принималось вообще. А в частности, потому что, когда на глазах у всей страны на Касьянова в день голосования на выборах в Государственную Думу в декабре 2003 года было совершено "покушение" — бросок сырым яйцом, — виновница этого шоу на избирательном участке, национал-большевичка Наталья Чернова была немедленно привлечена к уголовной ответственности и посажена в тюрьму. Более того, как писали газеты, в Оренбург, откуда была родом эта продуктовая террористка, была направлена московская следственно-оперативная бригада, устроившая там по прибытию облавы и обыски среди оренбургских национал-большевиков. О, как прогнулись! И Вера вправе была рассчитывать на то, что и в её деле правосудие проявит такое же подобострастие.

Превозмогая обиду на Касьянова за то, что он пустил на самотёк развитие столь особенного события в их отношениях, Вера прождала в коридоре суда больше часа. За это время она уже рассталась с тем представлением о процедуре развода, которое ей рисовалось накануне — официально и со строгой торжественностью судья в чёрной мантии объявит: "Именем Российской Федерации…". Поэтому, когда мелкий мужичок, представлявший в этом районе Москвы правосудие, сказал ей, чтобы она пришла через десять дней за выпиской из судебного решения, Веру не удивила эта серая обыденность.

Домой Вера вернулась злой и заплаканной. Маленький праздник, который она хотела устроить по поводу развода, отменился сам собой. Единственным утешением было то, что в квартире никого не было — Маша была в школе, а Кирюшка с бабушкой в это время были на прогулке. Эмоции, которые она пыталась сдерживать на улице по пути домой, здесь, в квартире, нашли своё выражение в безудержных рыданиях.

— Я бросила любимого мужа ради тебя! — кричала навзрыд Вера, сидя в кресле, обхватив руками колени. — Я терпела все насмешки прохожих… Я, как дура, ждала тебя каждый день… А ты только смотрел из телевизора! Я думала, что хотя бы сегодня ты дашь о себе знать! Сколько можно играть в прятки? Ты что, Миша, издеваешься надо мной?

Вдруг неожиданно её душевные стенания прервал столь знакомый баритон:

— Успокойся, милая. Найди в себе силы простить меня. Обещаю, мы обязательно скоро увидимся.

В квартире, где происходила эта сцена ни радио, ни телевизор не работали. В испуге Вера соскочила с кресла и начала оглядываться по сторонам. Голос Касьянова, как ей послышалось, звучал откуда-то сверху. Взглянув на люстру на потолке, Веру посетила догадка… И в этот момент она услышала отчётливый вздох, исходивший из одного из плафонов люстры… Вера вздрогнула…

— Вера, Верочка, проснись… — разбудил её осторожный шёпот.

Она открыла глаза и увидела, что потухшая лампочка на потолке излучает едва различимый зелёный свет, похожий на слабое свечение в ночи фосфорических статуэток и ёлочных игрушек.

— Я жду тебя, милая, — голосом Касьянова сказала лампочка.

Вера Павловна встала с кровати и огляделась. Комната, где она обычно ночевала с Кирюшкой, выглядела очень странно. Шкаф, трюмо и ковёр были из квартиры Андрея, на стенах были старые, бывшие до ремонта, обои, а шторы на окне были похожи на те, которые Вера Павловна давным-давно видела в гостях у одноклассницы. Это даже была не та комната, поскольку и её размеры, и расположение окна и двери были другими. Но Вера Павловна почему-то пребывала в состоянии полной уверенности, что это именно её комната в квартире матери. Тихо пройдя к двери, она поймала себя на мысли, что надо одеться, и подошла к шкафу, но обнаружила, что он пуст. В этот же момент она заметила, что стоит одетой в тёмное вечернее платье. Это не удивило её, так как поняла, что спала в нём. Выйдя из комнаты, Вера Павловна оказалась в абсолютно незнакомом месте — в начале длинного и широкого коридора, по левую сторону которого были большие зарешёченные окна, через которые проникал серый несолнечный свет, а по правую — железные двери, пронумерованные и покрашенные в серо-голубую краску. Одна из этих дверей была открыта. Вера Павловна подошла к ней и заглянула в дверной проём. Это была тюремная камера.