Адское ущелье. Канадские охотники - [6]

С бешенством в сердце, со слезами на глазах он прошептал сдавленным голосом побледневшему посланцу Батиста, ждавшему приказа:

– Всё кончено!.. Надо с боем отступать, пока еще есть время вытащить этих несчастных из ловушки… Теперь надо позаботиться о живых. Я содрогаюсь, когда подумаю о вдовах и сиротах. О! Пусть навечно будут прокляты предатели!

Потом он повернулся к посыльному и сказал:

– Возвращайся к Батисту и скажи ему: пусть он продержится еще четверть часа, а после отступает к церкви.

Пять минут спустя посыльный добрался до развалин баррикады, где бой продолжался с необыкновенным упорством.

– Прощай, Батист! – сказал он, передав приказ Луи Риэля.

– Прощай!.. В чем дело?

– Я вернулся… оттуда… с пулей… в груди… Если ты уцелеешь… поклянись мне… преследовать… даже в глубине ада… Туссена… который всех нас погубил… и заставить его… заплатить за это…

– Клянусь!

– Спасибо! – пробормотал раненый и рухнул на землю, захлебываясь кровью.

– Гром и молния! Еще одним из моих молодцов стало меньше… Эй, малыш, поберегись! – крикнул он, сжав руку своего младшего сына; прямо на того был направлен сверкающий штык, насаженный на карабин.

– Ты больше никого не убьешь!

Это глухо зарычал Жак, средний сын Батиста, раскалывая ударом топора голову ополченца.

А потом пришел черед Жана орудовать топором, чтобы сберечь последние патроны.

Старый Батист, прижатый к горевшему дому, оказался перед четырьмя солдатами в серо-стальных куртках.

– Сдавайся! – крикнул ему сержант.

– Глупости! – ответил Буа-Брюле.

– А! Ты хотел прикоснуться к отцу… Ты! – крикнул Жан и отрубил сержанту руку.

Франсуа, выказав тигриную ловкость, вскочил между двух солдат. Те считали его мертвым, а теперь, увидев, что он еще очень молод, решили, что легко с ним справятся, и хотели схватить юношу. Но он протянул свои атлетические руки и без видимого труда прижал ополченцев к дымящейся стене, сказав при этом:

– Не двигайтесь!

– Пленники? – спросил отец. – Что ты с ними будешь делать?

– Мне пришла в голову мыслишка, па… И очень смелая…

– Жан, и ты, Жак, постарайтесь каждый захватить по серой куртке… Поторопитесь, братишки…

На поле боя стало жарко; стреляли мало, потому что дошло до рукопашной. По какой-то чудесной случайности ни Батист, ни его сыновья, нисколько не щадившие себя, не получили серьезных ранений: ссадины, ушибы, несколько легких шрамов – вот и всё.

Жак протянул руку к карабину, которым размахивал четвертый солдат, вырвал его и внезапно выстрелил. Ополченец, повинуясь непреодолимому рефлексу, упал лицом вниз; молодой метис подхватил его на лету. Жак был несколько насмешлив по натуре; он протянул ополченца брату:

– Вот еще один «предмет».

– Хорошо! Троих достаточно, – ответил Франсуа с изумительным спокойствием.

– Па, знаете, четверть часа, обещанные Луи Риэлю, прошли.

– Может, это и так, но надо бы хорошенько всё рассчитать…

– Как скажете, па… Только другие уже отступают… Видите, мы остались почти одни…

– Жан, взвали солдата себе на спину… Жак, за тобой другой… Ну, а я возьму третьего…

– Вы, па… я не командую, но вы пойдете впереди… а мы – за вами, гуськом…

Старый Батист хорошо рассчитал. Не будь оригинальной мысли его сына, четверка вызвала бы на себя огонь взвода из той группы, которую только что сформировал офицер. Но теперь никто не отважится стрелять, будучи абсолютно уверенным в том, что заденет солдат, превращенных в весьма эффективные, хотя и несколько громоздкие щиты.

Молодежь Буа-Брюле покидала поле боя бегом, друг за дружкой, с отцом во главе; их нисколько не задерживал вес закинутых на спины ополченцев с болтающимися ногами и снаряжением.

Наконец, они живыми и здоровыми приблизились к церкви. Луи Риэлю хватило нескольких минут, чтобы организовать отступление. Оно проходило вдоль берега реки с невероятной быстротой, но в полнейшем порядке. Желая скрыть истинное направление отхода, Риэль время от времени устраивал имитацию организованной обороны. Впрочем, действия отступавших были такими смелыми и такими отчаянными, что генерал ничего подобного не ожидал.

Притом каменные дома выглядели настоящими крепостями, так что их приходилось брать по одному, тогда как деревянные строения вспыхивали разом, насыщая воздух клубами черного дыма, который скрывал движение метисов.

Свыше трех четвертей беглецов уже переправились через реку, когда Батист и его сыновья вышли со своими пленниками на площадь.

При виде серых курток, несколько взбудораженных метисов, взбешенных своей неудачей, хотели расправиться с ополченцами, а те, увидев, что оказались в руках людей, в которых они возбуждали кровожадность, уже видели себя разорванными на куски.

Но Батист встал между толпой и пленниками и сказал тоном, не терпящим возражения:

– Полноте, друзья, разве мы дикари, чтобы убивать пленников? Прежде всего: это мы их захватили!.. Они наши… а не чьи-либо, и я волен делать с ними всё, что мне вздумается. Не хочет ли кто опровергнуть меня?

– Да… да… ты прав, папаша Батист.

– Кроме того, эти люди помешали нам отойти в другой мир… Ну, да, может быть, не по своей воле… Не отрицаю, но в конце концов так получилось. И я, Батист, нахожу, что такая заслуга должна быть вознаграждена. Я хочу вернуть им свободу. Кого-нибудь из вас это беспокоит?..