Адский Парад - [8]

— Вот какую кару обрушили вы на наши головы, — кричал Тамут-ул-майр с кафедры на следующее утро: — Отвергнув законы ваших жрецов — божественные законы! — вы призвали в наш тихий город мерзость с пустошей.

Тысячи людей упали на колени, одни молили «Спаси! Спаси нас!», другие просто рыдали, и их плач звенел под куполом Великого Храма.

— Я не в силах спасти вас! — ответил Тамут-ул-майр: — Только вы сами можете это сделать!

— Скажи, как?

— В этом городе живет человек, который поставил свою волю выше воли Богов. Возможно, если вы его покараете, чудовище, Саббатикус, покинет Карантику и вернется на пустошь, откуда его призвали ваши грехи!

Толпа встала, как один человек, мольбы сменились воплями об отмщении. Люди шагали по улицам, вооружались. Их становилось все больше, по мере того, как слух о произошедшем в Храме расползался по городу. В своем самопровозглашенном суде в Мьяссе, судья Фио услышал рев приближавшейся толпы. Друзья, конечно, уже предупредили его.

Он знал, что произойдет, когда толпа выломает дверь и вытащит его на улицу. Если ему повезет, возможно, он успеет спастись, но куда он пойдет? Карантика была его родным городом. Он всем сердцем любил ее и ее несчастных, обманутых жителей. Не то, чтобы он хотел умереть. Не теперь, когда впереди так много работы. Но он был готов заплатить за свои деяния.

Его ждала трудная смерть. Жители Карантики умели бросать камни так, чтобы жертва не погибла сразу. Фио мучался под солнцем два часа и семь минут. Ему выбили левый глаз, его мантия — от ворота до подола окрасилась алым. Мухи и кровавые пчелы роились над ним тысячами, пока не облепили изуродованное лицо черным ковром. Наконец, его колени подогнулись. Через несколько минут он упал — лицом вниз. Толпа замерла в немом изумлении, пока мальчик, не старше пяти или шести лет, не подбежал к телу, радостно наступив на голову Фио. Остальные — многие из них были живы благодаря его милосердию — излили гнев, сплясав тарантеллу.

Когда все кончилось — когда судья испустил последний вздох, а в его теле не осталось ни одной целой кости — им не было стыдно.

Ведь это из-за Фио Саббатикус пришел с пустоши. Еретик заслужил смерть.

Соглядатаи жрецов вернулись в Великий Храм и рассказали о том, что случилось. Им заплатили и отослали прочь.

— Отлично, — сказал старейшина: — Дело сделано. Уловкам — конец.

— Что делать с убийцами детей?

— Похоронить их заживо на пустоши, — сказал Тамут-ул-майр: — Я прослежу за этим, возьму с собой пару жрецов. Мы больше не будем иметь дела с наемниками.

Все согласились. Той ночью двух профессионалов, нанятых для убийства детей и использовавших кое-какой реквизит, чтобы отбрасывать на стены тени зверя и оставлять кровавые следы, похитили из их хижин на берегу реки и под покровом ночи привезли в продуваемую ветром пустошь, раскинувшуюся вокруг Карантики. Им дали лопаты и приказали копать яму — для двух трупов. Они знали, что роют себе могилу, но слишком боялись того, что мог сотворить с ними в посмертии Тамут-ул-майр, чтобы сопротивляться. Беспомощные, как дети, чьи жизни они забрали, убийцы исполнили приказание и спрыгнули в яму. Туда же скинули приспособления для обмана: кукол, отбрасывавших тени Саббатикуса и окровавленные доски в форме его лап. Наконец, по знаку Тамут-ул-майра, жрецы стали закапывать убийц. Только когда земля посыпалась на их лица, они закричали от ужаса, рыдая и моля о пощаде. Ее, конечно же, не было. Вскоре тяжесть почвы задушила их, и они умолкли.

— Вернемся в Храм, — сказал Тамут-ул-майр: — От этого ветра у меня ноют зубы.

Не успел он закончить фразу, как ветер налетел вновь, задув огонь в лампах жрецов. Луна исчезла за облаком пыли, поднявшимся на востоке. Во мгле жрецы услышали неподалеку чьи-то шаги, ноздри наполнил запах гнили.

— Что это? — спросил один из них. Его голос дрожал от страха.

— Какое-то животное услышало крики, — ответил Тамут-ул-майр: — Явилось, чтобы поживиться падалью.

— Какое животное? — вновь спросил жрец.

— Какая разница, — ответил ему второй: — Пошли отсюда.

Той ночью начался цикл ужасных убийств: тринадцать детей погибли во мраке. Девятнадцать — на следующую ночь. Тридцать шесть — на следующую. Чудовищность расправы не оставляла сомнений: Саббатикус не удовлетворился смертью судьи.

Люди собрались у дверей Великого Храма, вопрошая жрецов. Почему Саббатикус продолжал убивать невинных, ведь они покарали Фио? Он хотел только крови, крови и крови.

Закрывшись во мраке Храма, жрецы решали, как ответить на вопрос, не открывая правды, которая была им ясна: ветер принес весть об их обмане на пустошь, и Саббатикус явился посмотреть, что за злодейства ему приписывали, и доказать, что он способен на большее.

Он мог убить даже их.

Действительно, той самой ночью он пришел из туннелей под Храмом и поступил вопреки своей мифической природе. Убил взрослых, а не детей. И вместо того, чтобы съесть их мозги, сожрал части, которые делали их мужчинами.

Когда двери Великого Храма, наконец, открыли, внутри нашли только трупы: зверь выпотрошил сто двенадцать жрецов. Великий исход начался.

В городе никого не осталось. Ни единой души.