Адский остров. Советская тюрьма на далеком севере - [33]

Пять дней их носило по штормовому морю. Они безуспешно пытались пристать к берегу близ Кеми. У них не было ни сил, ни пищи для их поддержания, и несколько раз им приходила мысль совершить самоубийство (опрокинув лодку). Но в конце концов один из несчастных колумбов вдруг воскликнул: «Земля!». Они причалили к берегу и высадились поздней ночью. Беглецы были настолько слабы и истощены, что, разведя в лесу костер, в изнеможении рухнули на землю, забыв про осторожность. Там их и обнаружил соловецкий патруль. Чекисты швырнули в огонь ручные гранаты. Четверо из беглецов были убиты на месте, а двое (один из них капитан Цхиртладзе) захвачены. Капитану взрывом оторвало руку и покалечило обе ноги. Пленников отвезли в больницу, немного подлечили, а потом, после жестокой пытки расстреляли.

Только благодаря чуду, прямому Божьему помыслу, могло свершиться невозможное; и мы — я и четверо моих товарищей — уверовали в чудо и только о нем молили Бога. Он вел нас тридцать пять дней через Карельские болота и приграничные леса, а на тридцать шестой — вывел к Куусамо, в Финляндию.

Глава 2 Воплощение наших планов

Тщательная разведка — Приезд Бессонова — Наша группа составлена — Нужна большая изобретательность — Критический момент

Мысль о побеге постоянно не давала мне покоя еще на Кавказе, в тюрьмах чрезвычайных комиссий Батума, Тифлиса, Владикавказа и Грозного. По прибытии на Соловки я сразу же начал выяснять, какие для этого имеются возможности. В Северных лагерях наведение подобного рода справок должно производиться с исключительной осторожностью.

При расспросах и выяснении обстоятельств необходимо проявить большую тонкость и деликатность. Нельзя с уверенностью сказать, кто именно из заключенных — агент ГПУ, а кто ваш единомышленник. Не редки были случаи, когда заключенные, образованные, вызывающие чувство симпатии люди, предавали своих товарищей.

Зимой 1924-25 годов я сблизился со студентом-медиком Николаевым. Он сообщил мне, что подготавливает побег. Мы, однако, не пришли к общему согласию относительно последующего этапа в осуществлении плана. Николаев настаивал на необходимости бежать вглубь России, имея при себе все нужные документы (он обещал их подделать).

Как уже говорилось в предыдущей главе, ему самому удалось полностью реализовать задуманное. Я же, напротив, был сторонником побега за границу, по двум причинам: даже если нам удастся бежать, чекисты очень скоро смогут найти нас, останься мы в России; Кавказ — конечная цель моего пути — находился слишком далеко от Соловков, и я никак не мог быть уверенным, что доберусь туда. Итак, пока Николаев успешно пробирался через Кемь и Петроград в Москву, я томился на Соловках в ожидании более благоприятной возможности.

В одну из февральских суббот 1925 года на Соловки прибыл новый этап с контрреволюционерами. Среди арестантов находился бывший капитан Драгунского полка из личной охраны Его Величества по фамилии Бессонов. Он не провел в лагере еще и двух дней, когда спросил меня: «Как вы относитесь к мысли о побеге? Я довольно скоро намерен бежать отсюда».

Из опасения, что он может являться шпионом ГПУ, я ответил: «Я и не думаю никуда бежать. Мне и здесь хорошо».

Но скоро я поближе узнал Бессонова. Его выслали в Тобольск за «контрреволюцию» и неоднократные попытки бегства из тюрьмы. Но он все таки ухитрился совершить побег из Тобольска и добрался до Петрограда, где полгода провел на свободе. Затем Бессонов вновь попал в руки ГПУ, которое приговорило его к расстрелу. Но приговор был заменен пятью годами Соловков, с последующей ссылкой в Нарынский район. В лагере он держался независимо, не скрывал своего презрения к чекистам и не подчинялся приказам персонала.

Мы решили бежать в Финляндию. Каждый из нас искал среди заключенных спутников для рискованного путешествия. Бессонов пришел к выводу, что наиболее подходят два поляка — Мальбродский и Сазонов. Мальбродский был особенно нужным спутником поскольку располагал компасом. Находясь в тюрьме Минской ЧК, он упрятал свой компас в куске мыла, и тайно провез его на Соловки. Никаких карт местности у нас естественно не было. Направление нашего похода определялось однозначно — на запад. И для этого компас имел решающее значение.

Только те из заключенных, которые работают вне лагеря имеют шанс бежать. В последнее время администрация поручала мне составлять списки арестантов, назначаемых для выполнения различных внешних работ. Но мне самому чекисты не позволяли выходить за проволочный забор, т. к. давно подозревали меня в намерении бежать. Я столкнулся с трудной задачей — составить список, с включением в него нужных нам людей, а также с внесением туда своей фамилии.

Как правило, для внешних работ составляются группы из пяти тире двенадцати человек. Нам не было нужно такое количество людей. Следовало набрать группу, включавшую бы уже названных четырех заключенных (Бессонова, Мальбродского, Сазонова и меня) и еще одного надежного «контрреволюционера». Мне удалось вписать кубанского казака, которого мы не о чем заранее не предупредили.

Но успеху мероприятия препятствовало одно обстоятельство. Каждая группа включала в себя арестантов, входящих в состав одной трудовой роты. Бессонов относился к пятой роте, а Сазонов — к седьмой. Хоть я и рисковал привлечь внимание к списку, и без того составленному с большим трудом, мне, тем не менее, удалось включить всех наших в одну группу.