Адольф Тьер: судьба французского либерала первой половины XIX века - [18]
Британские историки Дж. Бюри и Р. Томбс, авторы биографии Тьера, также признают в нем видного государственного деятеля, однако довольно скептически относятся к определению его как либерала. Они отмечали: «Как большинство политических ярлыков, понятие “либерал” было очень пространным, неопределенным. К либералам относили людей с порой противоположными взглядами и конфликтующих между собой на личностном уровне»[132]. Другой британский исследователь Сери Кросли, профессор университета в Бирмингеме, изучавший восприятие исторических трудов Тьера в Англии, признавал, что «либерализм Тьера — это определенная проблема для британцев». Он также добавил, что «англичане плохо понимают, как можно сочетать либерализм с централизмом власти и враждебностью к свободному обмену»[133]. Это мнение, отражающее в целом позицию англичан, было высказано во время коллоквиума, состоявшегося в конце 1990-х годов во Франции. Материалы этого коллоквиума были опубликованы в 1998 году. В коллоквиуме, состоявшемся в Марселе 14 ноября 1997 года и приуроченном к 200-летию со дня рождения А. Тьера, приняли участие такие крупные французские историки, как Морис Агюлон, Жан Тюлар и Жан-Ив Молье.
Крупный французский историк Жан Тюлар вообще склонен даже героизировать Тьера. Так, в своей книге «Наполеон» он писал о появлении целого ряда «спасителей Франции», к числу которых, по его мнению, можно отнести и Тьера[134]. Помимо Наполеона и Тьера в ряды «спасителей Франции» Тюлар записал Кавеньяка, Наполеона III, Петэна и де Голля.
В годы Июльской монархии наиболее известным эпизодом с участием Адольфа Тьера по-прежнему остается его внешнеполитическая деятельность в период Восточного кризиса в 1840 году. Оценки его деятельности в различных национальных историографиях разнятся.
Во французской историографии позиция, занятая Тьером во время Восточного кризиса, рассматривается по-разному. Историки консервативного направления, например Эдуар Дрио[135], апологет внешней политики Франции, полностью оправдывают действия Тьера на Ближнем Востоке. Так, по мнению Дрио, Франция, поддерживавшая Мухаммеда Али, хотела лишь обеспечить самостоятельность Египта. Дрио считал Тьера борцом против русской и английской экспансии. Дрио проводит мысль о традиционной дружбе Франции с народами Сирии, Ливана, Египта, поэтому он пытается сгладить противоречивую политику Тьера по отношению к Египту в годы второго турецко-египетского кризиса.
Либеральное и республиканское направления (представленные Антонэном Дебидуром и Пьером Ренувеном соответственно[136]) видят лишь политическое соперничество держав и вскрывают ошибки французского правительства и в целом всего внешнеполитического курса Луи-Филиппа в Восточном вопросе. Так, А. Дебидур отмечал существование англо-французских противоречий, однако сводил их к стремлению Пальмерстона унизить Тьера. Либеральный историк Дебидур сделал вывод о том, что Июльская монархия, потерпевшая дипломатическое поражение в ходе конфликта, бесповоротно себя скомпрометировала как во Франции, так и среди населения ближневосточных стран.
П. Ренувен видел сущность противоречий прежде всего в политическом соперничестве. Восточный вопрос того времени он рассматривал как дипломатическую дуэль между Пальмерстоном, Тьером и Николаем I. Противоборство европейских дипломатий на Ближнем Востоке не рассматривалось им как борьба за рынки и сферы влияния.
Консервативные и либеральные французские историки оправдывали и приветствовали экспансионистские планы правительства Луи-Филиппа. Не менее показательно их отношение к проблемам создания национальных государств на Ближнем Востоке. Отказывая им в праве на самостоятельное развитие, они считали необходимым вмешательство Франции в их внутренние дела. Стремление доказать «благородство» и «бескорыстие» французского правительства, справедливый характер защиты арабского мира против английской и русской агрессии характерно для историков обоих направлений.
Англосаксонская историография Восточного вопроса — зеркальное отражение французской историографии. Разница заключается в том, что место Франции как главного попечителя и благодетеля Турции и всего Ближнего Востока занимает в англосаксонской историографии Великобритания. В работах английских и американских историков прослеживается апологетический подход к политике Великобритании, которую авторы трактуют как «миролюбивую» в отношении Ближнего Востока. Они обеляют английскую колониальную политику и обвиняют французских политиков в предательстве англо-французского союза[137].
Большой вклад в изучение Восточного вопроса внесли арабские историки. Они ввели в научный оборот новые документальные материалы, хранящиеся в архивах Сирии, Ливана и Египта. До первой мировой войны они стояли на профранцузских позициях[138]. После первой мировой войны в Египте появилась обширная литература о Мухаммеде Али. Этому способствовала широкая публикация источников по истории его правления. Из многочисленных работ особого внимания заслуживает монография Сабри, посвященная Восточному вопросу. Автору удалось преодолеть французское влияние — его концепция сугубо национальна. Однако Сабри доброжелательно относится к политике Тьера, так как тот поддерживал стремление Мухаммеда Али к независимости. Большое внимание автор уделил взаимоотношениям турецкого султана с Мухаммедом Али. Вопросы освещаются на обширном документальном материале, почерпнутом автором из египетских архивов. Сабри показал провокационный характер политики Англии на Востоке. Как и большинство арабских историков, Сабри рассматривает подписание Лондонских конвенций как национальное бедствие для Египта, так как эти соглашения открыли дорогу для проникновения английского капитала в египетскую экономику.
