Аденауэр. Отец новой Германии - [17]

Растет и благосостояние города в целом. С 1909 года в германской экономике начался быстрый подъем. Кайзеровская программа вооружений сыграла при этом немалую роль. Сталь, станки, двигатели, химия — все это потоком хлынуло с заводов Дейца и Мюльхейма, пригородов Кёльна, включенных недавно в его состав. Золотой дождь пролился и над кёльнскими банками. Дефицит городского бюджета, составлявший в 1907 году полтора миллиона марок, был ликвидирован, бюджет на 1910 год впервые оказался полностью сбалансированным. Второй мост через Рейн, новые районы правобережья, создание муниципальной кредитной системы, развитие транспорта и коммунальных служб — перед городом, казалось, открывались самые радужные перспективы.

Однако процветание покоилось на непрочной основе. Мир катился к катастрофе. В 1859 году дочь английской королевы Виктории, принцесса Викки, писала матери о своем первенце, будущем германском императоре Вильгельме II (ему тогда исполнился месяц): «Ваш внук очень беспокойный: когда не спит, за ним нужен глаз да глаз». Выдав Викки замуж за наследника прусского престола, английский двор надеялся, что она сумеет «цивилизовать» династию Гогенцоллернов, однако из этого ничего не вышло. Оказалось, что с Вильгельма действительно нельзя спускать глаз, и не только в первые месяцы его жизни: беспокойный младенец вырос в опасного международного авантюриста. Близкие родственные связи с британским королевским домом (Георг V был его двоюродным братом) не гарантировали нормальных отношений между обеими странами. Программа строительства гигантских дредноутов, которые должны были бросить вызов британской морской гегемонии, оживила экономическую конъюнктуру в Германии, особенно в Рейнской провинции, но гонка вооружений была чревата непредвиденными последствиями.

До поры до времени немцы закрывали глаза на эскапады своего императора. Когда он появлялся в Кёльне, его встречали приветствиями и патриотическими гимнами. Во всяком случае, у нашего героя не возникало никаких сомнений в мудрости верховного правителя своей страны. Позднее он говорил, что война 1914–1918 годов — это плод всеобщей глупости. Тем самым но крайней мере косвенно он дезавуировал свои собственные позиции и взгляды довоенного периода. Тогда он руководствовался принципом: если интересы империи требуют войны, да здравствует война! Как и многие из его соотечественников, Аденауэр был глубоко обеспокоен перспективой «окружения» в результате развития военного сотрудничества между Францией и Россией. Он был за приобретение новых колоний, притом любой ценой. Его никак нельзя было отнести к пацифистам либо даже к сторонникам компромиссного решения международных споров.

Судя по всему, приближение военного пожара Аденауэра не слишком беспокоило. В личном плане ему ничего не грозило: к 1914 году ему было уже тридцать восемь лет, он был высокопоставленным государственным чиновником и призыву, естественно, не подлежал ни при каких обстоятельствах. Наверняка он так или иначе принимал участие в подготовке мероприятий военного характера, которые осуществлялись в Рейнланде: в конце концов, это была пограничная провинция, плацдарм развертывания ударных дивизий немецкой армии, нацеленных на Францию и Бельгию; через Кёльн проходили важнейшие коммуникации, обеспечивавшие снабжение войск. Конкретных данных по этой стороне его деятельности как заместителя бургомистра, фактически исполнявшего большую часть обязанностей своего номинального шефа, в нашем распоряжении, к сожалению, нет.

Что нам точно известно: в то время как мир и Европа двигались к величайшей трагедии в своей истории, в семье Аденауэров назревала своя трагедия. В 1912 году на свет появился третий ребенок — дочь Мария (ее обычно называли просто «Рия»). Роды на этот раз были исключительно тяжелыми — гораздо более тяжелыми, чем даже первые. Последствия тоже были несравнимо более серьезными. На Эмму было страшно смотреть. Она с трудом могла встать. Симптомы явно указывали на самое худшее — рак. Муж пытался отвлечь ее от мыслей о болезни, с напускной веселостью болтал с ней о всяких пустяках. Но ее было трудно провести. Снова и снова она заводила разговор о будущем: когда ее не станет, что будет тогда с ним, с детьми? Выдержка начала изменять Аденауэру. Однажды сын услышал от него сдавленный стон: «За что?» Война принесла Германии горечь поражения, а семье Аденауэров — еще и невосполнимую горечь утраты самого близкого человека.

ГЛАВА 5. ВРЕМЯ ДРАМ И ТРАГЕДИЙ

«… Жизнь превратилась в ад»[8]

В письме, которое один немецкий офицер послал семье перед отправкой на фронт в августе 1914 года, о войне говорится как о долгожданном рождественском празднике. Через три недели автора этого восторженного послания уже не было в живых: шальной снаряд разорвал его на части еще до того, как он успел добраться до переднего края. Заблуждения, иллюзии, суровая расплата за них — как в капле воды отразилось все это в маленьком эпизоде «великой войны». Взрыв коллективного милитаристского психоза в первые дни войны выглядит тем более странным, что на протяжении всего июльского кризиса, начавшегося после убийства в Сараеве наследника австрийского престола Франца Фердинанда, антивоенное движение, как казалось, росло и крепло. Еще 29 июля Берлин был охвачен массовыми рабочими демонстрациями под лозунгами «За мир, против военных авантюр». Все изменилось, когда кайзер объявил о начале мобилизации, добавив, что «отныне он не знает никаких партийных различий, он знает только немцев».