Адам в Аду - [34]

За решеткой ворот был крошечный дворик -- заасфальтированный прямоугольник. Со всех сторон окруженный стенами. Три подъезда -- и, скорее всего, четвертый, которого не видно под складом старой мебели и ящиков.

Цепочку следов, ведущую к воротам, и дальше за ними, уже присыпало мокрым снегом.

-- Куда она вошла?

Человек молча указал на крайний справа подъезд.

-- Жди здесь.

Бладхаунд быстро перебрался на ту сторону, в три прыжка оказался у двери. Медленно и аккуратно открыл. Дверь скрипнула, но больше не раздалось ни звука. Бладхаунд миновал крошечный тамбур и оказался в темном коридоре. В слабом свете, пробивавшемся с улицы, были видны двери с обеих сторон, но уже через несколько шагов коридор тонул в сплошной черноте.

Бладхаунд прислушался. Тишина. Он включил фонарик, осторожно двинулся вперед, и вдруг услышал голоса. Она раздавались впереди и будто бы снизу.

Лестницу найти оказалось нетрудно. Голоса стали громче.

-- Нету, -- скорбно стонал голос, который Бладхаунд уже слышал на аудиозаписях -- голос первой полнофункциональной японской модели человеческого тела. -- Она не принесла...

-- Жанночка, -- звал такой же голос. -- Жанночка, очнитесь, милая! Жанночка!

-- Умерла?

-- Типун тебе на язык, Ваня! Жанночка!

-- Не принесла...

Бладхаунд выключил фонарик, в темноте спустился по лестнице и выглянул в коридор этажом ниже. Здесь был свет. Шел он слева, и Бладхаунд скользнул вдоль стены в том направлении.

Оставаясь в тени, он видел решетку с густыми и толстыми прутьями. За ней были люди -- четверо. На полу, молча и, похоже, без сознания, лежала девушка. Двое мужчин -- одинаковых, с дальневосточными чертами -- склонились над ней, третий рылся в принесенном ею рюкзаке.

-- Господи, у нас ведь и лекарств нет! -- сказал один из роботов. -- И никого же... А этот разве позовет на помощь, душегуб! Иван Михайлович!

Рывшийся в сумке не повернулся, но настороженно замер.

-- Иван Михайлович, кончайте бутылку искать, поищите лучше телефон.

-- Э?

-- А ну вас, дайте сюда!

И, не обращая внимания на бурный протест, вытряхнул из рюкзака Жанны все его содержимое. Посыпались карточки вперемешку с дамской мелочью. А вот телефона не оказалось. И нейрокристалла, заметил Бладхаунд, тоже.

На лицах роботов застыло озадаченное выражение.

Пора было действовать, и Бладхаунд выступил из тени.

-- Кто вы? -- спросил тот, что искал телефон.

-- Сотрудник, -- отрезал Бладхаунд. -- Я услышал ваши голоса. Что с ней?

-- По голове огрел, изверг, -- ответил робот. -- Ждал, ждал нашу девочку, а для чего ждал-то? Удрал сам, и Родиона Родионовича прихватил... А Жанночку ударил.

-- Ключи есть? -- спросил Бладхаунд.

-- Ключи есть, а то как же! -- ответил робот. Большой латунный ключ лежал между прутьями решетки. Бладхаунд наклонился за ним, открыл дверь, подхватил Жанну на руки и уложил с другой стороны от решетки. Собрал ее вещи в рюкзак, накинул на плечо.

Потом запер дверь.

Роботы молча глядели им вслед.

11. Кривцов

Кривцов смотрел на нейрокристалл, и ему чудилось, что тот смотрит на него. Смотрит неприветливо, нахмурив выступающие лобные доли, по которым неодобрительно пробегали красноватые вспышки. Кривцов взял кристалл в руки, и от его ладоней по бороздам разлилось светло-голубое сияние, а внутренности кристалла распустились палевым цветком.

Вещество уже выветривалось, Жанна, кажется, даже ничего не заметила. Хотя это наверное от волнения. Она слишком волновалась из-за этого кристалла, оттого ее собственный кристалл стал неприятного рыжего оттенка. Хорошо, что она торопилась. Поговорила с Ро и ушла. Сказала, что вечером зайдет.

Ро Кривцова не интересовал. Кристалл его нужен был, пожалуй, для одного -- посмотреть, как сказалось на нем время. Достаточно было взглянуть на него один раз, чтобы понять, что семилетнее заточение на него никак не подействовало. Не стоило тратить на него свое время и свою кровь.

Кривцов оглядел комнату, остановившись взглядом на теле, беспомощно растянувшемся на диване. Наркотик заставлял солнечные блики плясать на теле голубым огнем, раскрытые глаза подсвечивал серебром, и только усиливал ощущение не-жизни, исходящее из тела глухими волнами. Кривцов видел, слышал, обонял их, чувствовал, как они достигают его собственного сознания и сковывают тело.

Электроника без личности, прозванная каким-то чудаком "адамом". За чистоту. За невозможность совершать добро или зло -- тело не ведало добра и зла. Без мозга -- этого искусительного яблока -- нет выбора, нет личности, нет ангела или демона внутри.

Кривцов смотрел то на пустое тело, то на мозг в руках. Свечение погасло, и Кривцов разочарованно вздохнул.

Чем отличалось это тело от того, что хотел он создать? Безликое, безмолвное, не знающее мира, людей, не ведающее ни о чем... Разве не ставил он своей целью выйти за пределы личности, отказаться от своего "Я", покинуть систему координат, чтобы оглядеть мир и вернуться. Уйдя -- остаться, полюбить без привязанности, стать никем -- и всеми.

Нет, не так. Его путь -- это брод через реку. От не-я на одном берегу до не-я на другом, сквозь мутную воду осознания, через быстрое течение сквозь коридоры реальности, из которого выбраться почти невозможно, но необходимо. От не-существования яйцеклетки до не-существования бога.