Адам Смит - [102]

Один за другим выступили восемь музыкантов в горских национальных костюмах — юбках и пледах. Они играли странные для уха француза мелодии, но некоторые из этих мелодий исторгали слезы из глаз «прекрасных шотландских дам». Публика бурно выражала свое удовольствие, и доктор Смит не отставал от других.

Потом артисты показали народные танцы, которые гость нашел еще более странными.

Оба профессора остались довольны этим днем, хотя и по разным причинам: Смит получил эстетическое удовольствие, а Сен-Фон обогатил свои знания о Шотландии.

3. КОНЕЦ ЖИЗНИ

Старость подходила незаметно. Первые годы в Эдинбурге он мало замечал ее. Он был здоров, насколько может быть здоров 60-летний человек не очень крепкого от природы сложения.

Иногда он хвалил себя за то, что в свое время преодолел природную и усвоенную в молодости мнительность. В годы жизни в Керколди он каждый день купался в море, открывая купальный сезон ранней весной и заканчивая его поздней осенью.

Весной 1782 года в Лондоне свирепствовала эпидемия инфлюэнцы. Смит, после пятилетнего перерыва поехавший на два месяца в столицу, заболел и долгое время пролежал в постели все в той же квартире на Саффолк-стрит.

Он очень ослаб, но в конце концов поправился. Два следующих года Смит чувствовал себя неплохо и вел довольно напряженную жизнь.

В 1783 году принципал Робертсон и он организовали в Эдинбурге Королевское общество. Оно должно было знаменовать независимость и богатство шотландской культуры. Общество состояло из двух отделений — естественного и литературного, которое объединяло гуманитарные и общественные науки. Смит был одним из президентов второго. Президентом всего общества был герцог Баклю.

Активность Смита, впрочем, почти ограничилась созданием общества. Единственный след его деятельности, сохранившийся в архивах общества, носит довольно анекдотический характер.

Некий немецкий граф завещал Эдинбургскому обществу 1500 дукатов на две премии людям, которые предложат новую точную юридическую терминологию, устраняющую двусмысленность в правовых делах и способную благодаря этому существенно сократить количество тяжб.

Смит, рассмотрев вопрос с обычной основательностью, высказал мнение, что задача, предложенная графом, едва ли «допускает какое-либо полное и рациональное решение». Однако, учитывая благие побуждения завещателя (видимо, много претерпевшего от судейских крючков), он предложил все же объявить конкурс.

Через два года Смит доложил, что комиссия под его председательством рассмотрела три рукописи, но не нашла в них «ни решения, ни приближения к решению задачи».

В 1782–1783 годах Смит много работал над дополнениями для третьего издания «Богатства народов». 22 мая 1783 года он пишет Стрэхену: «Несколько последних месяцев я работал настолько напряженно, насколько мне позволяли постоянные перерывы, неизбежно вызываемые моей службой». Он получал почтой гранки, держал корректуру, а затем еще читал чистые листы. В течение почти всего 1784 года Смит изрядно загружал почту между Эдинбургом и Лондоном.

Весной этого года его посетил Эдмунд Берк, направлявшийся в Глазго на церемонию введения в сан почетного ректора университета.

Смит провел в его обществе две недели. Он взял в таможенном управлении отпуск и отправился в Глазго вместе с Берком и молодым лордом Мейтлендом (будущим графом Лодердэйлом, писателем-экономистом и критиком Смита). Было много приятных встреч, веселых обедов, интересных бесед. Он побывал в классе, где читал свои лекции двадцать лет назад, в доме, где он жил тогда…

Съездили на Ломондское озеро — в любимые места Смита. Экспансивный Берк был в восторге от красот Шотландии, а Смит был в восторге от Берна и от его восторга.

На обратном пути в Эдинбург заехали в Кэррон, осмотрели новый железоделательный завод, один из самых больших в Великобритании.

Берк был в своей лучшей форме. Искусный рассказчик, мастер на острое слово, анекдот, шутку, он неутомимо развлекал общество. Смит выгодно оттенял ирландца точностью и деловитостью замечаний, умной и слегка, рассеянной доброжелательностью. Он охотно уступал Берку первое место, но как-то само собой выходило, что каждый, кто хотел что-нибудь сказать, обращался прежде всего к нему. Мейтленд любовался этой великолепной парой.

Осенью 1785 года, вновь приехав в Эдинбург, Берк нашел, что его друг сильно изменился. Смит похудел и побледнел. За своим столом он был по-прежнему разговорчив и ласков, но припадки задумчивости стали чаще и грустнее. На этот раз Смит не поехал с Берком в Глазго.

Берк спросил его о здоровье. Смит пожаловался на усталость и какое-то неопределенное недомогание, но быстро перевел разговор на другую тему.

Он и потом не любил особенно говорить о своих болезнях, хотя и не уклонялся от этих разговоров. Этим он отличался от Юма, который чуть-чуть бравировал своим безразличием к болезни и смерти.

Впрочем, мысль о смерти тогда еще была далека от него.

Смит всегда был добрым человеком, добрым в обычном человеческом смысле. В последние годы доброта стала как бы главной его чертой. Это чувствовали все, кто общался и встречался с ним.