Адам и Ева — 2 - [3]

– Нет.

Проснулась. Тормознутая.

– Это не Кентукки, – произносит Шейла.

– А что же это?

– Дубль.

Опять замолчала. Что за дубль? Чем дубль хуже оригинала?

– Чем дубль отличается от оригинала?

– Для нас – ничем.

Прелесть, а не попутчица. Разговорчивая ты моя.

Обожгла взглядом, достала свой медальон, открыла. Ба, а это не медальон. Это то ли коммуникатор, то ли маяк. Чем-то щелкнула, закрыла, опять на шею повесила. Морщится, недовольно головой вертит. Ладно, допустим, она права. Это – горы Киркалена. Все логично. Мы же в кружок на посадку шли. Чуть-чуть не долетели. Север – там, юг – там. Солнце – тут. Что же получается? Нам через горы идти? Кайф. У нее ничего теплого из одежды.

– Шейла, этот медальон у тебя – это маяк? – вздрогнула-то как.

– Нет. Щит.

– Плохо.

– Не трусь. Нас отсюда вытащат.

– Как? У меня два маяка были. Один в браслете, второй – в пряжке ремня. Оба на шаланде остались.

– Говорю, не трусь.

– Глупышка. Мне-то чего бояться. Я сюда летел. Зачет по выживаемости сдавать.

– Я знаю. Я ридер.

– Роддэр?

– Нет. Роддэры – это бродяги. Я – ридер. Хотя, сейчас это не имеет значения.

Интересно, откуда меня знает? Ее же на борт в биованне загрузили. В бессознательном состоянии.

– Кир, надень, пожалуйста, щит. – Тянет из-за пазухи свой медальон, протягивает мне.

– Зачем?

– Неужели трудно сделать что-то не спрашивая?

Ну и характер… Клин клином. Буду сам вредничать.

– Шейла, девочка, я не цепляю на себя побрякушки, не зная, что у них внутри.

– Кир, если ты не наденешь щит, мы расстанемся. Я не смогу рядом с тобой. Не спрашивай, почему.

– Что делает щит?

– Защищает. Меня от тебя. Иначе мне очень плохо.

Надеваю медальон и прислушиваюсь к ощущениям. Ничего… Только есть хочется. Все-таки, откуда она знает, как меня зовут? Про зачет знает, про Кентукки знает, про горы знает. Если не выдумывает. А зачем ей выдумывать?

– Сейчас спустимся вниз, запасемся провиантом и пойдем через горы.

– Зачем?

– Там нас искать будут.

– Кир, это все подстроено. Нас найдут В ЛЮБОМ месте. На этой планете нам НИЧТО не грозит. С нами здесь НИЧЕГО случиться не может. – Задумалась. – Нет, это со мной не может. С тобой – может.

Прелесть!

Топаем вниз. До чего обманчивы расстояния в горах. Казалось, до леса рукой подать. Однако, третий час топаем. Шейла – молодец. Не раскисает. Другая бы давно ныть начала.

– Кир, привал десять минут.

Эта не ноет. Эта приказывает.

– Устала, малышка? – скидываю на землю сумку и сажусь на камень.

– Конечно, устала. Не зови меня малышкой. Можешь звать стервой. Я привыкла.

Лезет в сумку, достает нож и… консервную банку!!! Откуда? Сноровисто, в шесть движений вскрывает ее ножом. Облизывает лезвие.

– Откуда это чудо?

– Моя мамашка трахнутая позаботилась, кто же еще.

– Шейла, не говори так о матери. Поссоримся. Кто бы она ни была…

– Она не кто. Она ЧТО!!! Процессоры вместо мозгов. Ее любовь вольтметром измерить можно.

– Не понял. Ты – клон?

– Почти. Штучное изделие. Долго объяснять.

Пытаюсь представить, что бы я чувствовал на ее месте. Вместо добрых рук матери – инкубатор под управлением компьютера.

Едим с ножей мясо из консервной банки. Жирное, недосоленое и без хлеба. Запиваем холодной водой из фляжек. Бывалые туристы говорят: если еда невкусная, вы просто на двое суток раньше времени сели обедать. Говорю об этом Шейле. Недоверчиво смотрит и неуверенно улыбается. Первый раз с момента посадки.

Мясо кончается. Облизываем ножи, убираем в сумки.

– Банку возьмешь, или выкинуть?

– Ты что? Это материальная ценность! – отбираю у нее жестянку, облизываю крышку и убираю в сумку. И тут догадываюсь, что она и не собиралась ее выкидывать. Сумку пачкать не хотела. Стервочка. Через два года повзрослеет, округлится и превратится в настоящую Красивую Стерву.

Привал окончен, топаем дальше. Обдумываю ситуацию. Как учили – логически, по системе. Системное мышление мне, технарю, легко дается. Не нравится ситуация. Хоть логически, хоть по-простому. Шейла еще не прониклась серьезностью момента. Может, это даже хорошо? Идет, бормочет себе под нос, ничуть не боится. А то бы паниковать начала…

Прислучшиваюсь, что она бормочет. Простите, ребята, был не прав. Она прониклась. Лучше меня прониклась. Так, наверно, ругались портовые шлюхи в девятнадцатом веке. Я даже выражений некоторых не слышал. А у нее все гладко, связно выходит, одно слово за другое цепляется. Где ж такому в наше время научиться можно? Зато теперь знаю, как ругались портовые шлюхи. Если мыслить системно, надо спросить себя, это хорошо, или плохо? А может, ее спросить?

Зыркнула в мою сторону злобным взглядом – и замолчала. Не буду я ее ни о чем спрашивать. Грубостью ответит, а нам надо коллектив создавать. Дружный и сплоченный.

К вечеру доходим до леса. Холодает. Шейла надевает на себя всю одежду, сверху – платье из мешка. Дружно строим шалаш. Общее дело сближает. В шалаше, конечно, теплее, но ненамного. Шейла настаивает, чтоб мы легли валетом.

– Успокойся, лапать не буду.

– Дурак, я не из-за тебя, а из-за щита. У него метр диаметр.

– Отключить?

– Только попробуй!

Пол у шалаша наклонный, поэтому Шейла ложится головой вниз. Ее дело. Если дети капризничают, пусть перебесятся.