Адам Борут. Начало - [4]

— Подожди! Ты ж ничего не знаешь…

— Знаю, Войко, — выдохнула она, вырывая рукав и без сил прислоняясь к стене. — Только детство закончилось.

Она обернулась к барону и произнесла твердо:

— Барон, идите в карету.

Гольханд обошел их и стал послушно спускаться по ступеням, княжич проводил его недобрым взглядом, подумал: «Уж больно послушен ты, барон, как овца, а не воин, а стал бы я, противится ее приказу?»

Войко снова обернулся к Василине, а она, попросила взволнованно:

— Не смотри на меня так, княжич! Ты много для меня значил всегда, но я выросла и выбрала другого. Ничего тут не поделаешь. Смирись.

— Смириться? — Произнес он, скрипнув зубами. — Никогда!

И, сделав еще шаг, почти навис над ней:

— Откажись от него. Еще не поздно.

И столько силы было в этих словах, что Василина, вскинув голову, несколько долгих мгновений неотрывно вглядывалась в его горящие глаза, рождая неистовую надежду… Страсть воина не оставила ее равнодушной.

На миг в ее лице мелькнуло безумное сожаление.

Она быстро потянулась к нему, прикоснувшись к щеке теплыми губами, и прошептав: «Прощай!», легко сбежала по ступенькам вниз.

Войко глядел ей вслед, чувствуя, что еще немного, и он не выдержит, совершит что-то страшное. Ее легкая фигурка скрылась за углом, и княжич со стоном прислонился пылающим лбом к холодной стене. Ее поцелуй перевернул душу, рождая блаженство и смертельные муки. Словно ангел коснулся его крылом, и унес с собой все самое драгоценное, саму жизнь его, оставив в теле лишь холодную пустоту.

Сколько он стоял так, сжимая кулаки, боясь лишиться разума, он не знал. Как в тумане слышал, как уезжает карета, дробно стучат копыта по выложенному камнем двору. Слышался скрип закрываемых ворот, далекие голоса дозорных, а потом все стихло. И наступила такая тишина, что он очнулся. Поднял пылающее лицо к небу, то ли молясь, то ли проклиная свою судьбу. Он смотрел на яркие звезды, словно ждал, что небо разверзнется, мир рухнет, жизнь вокруг остановится. Но прокричал филин, зашуршала ящерица в траве, стремительно пролетела мимо летучая мышь. Жизнь продолжалась, будто ничего не произошло. Войко ударил кулаком по каменной стене, так что от боли потемнело в глазах, резко развернулся и в несколько прыжков преодолел лестницу, приняв внезапно решение.

— Коня, — крикнул он, еще издали увидев ожидавшего его Трохима.

Коня вывели тут же, Войко, на ходу надевая шлем, взлетел на верного скакуна и, оглянувшись на дозорных, коротко приказал:

— Будьте на страже. Турки могут быть близко.

Выехав на дорогу, он сразу повернул вороного вслед за каретой. Что-то умерло в нем, но ему было необычайно важно, увериться, что Василинка в безопасности. Он следовал за ней на расстоянии, как охотник, выслеживающий дичь. Никто из охраны барона даже не почувствовал, не обернулся. И княжич, очень ясно понимая, какой легкой добычей они могли бы стать для небольшого отряда янычар, следовал за ними, словно тень. И только когда карета достигла реки — границы владений князя, за которой уже шли более спокойные земли, Войко остановил коня на высоком холме. Следя глазами, за исчезающей вдали каретой, он вновь и вновь переживал последние мгновенья их прощанья. А мог ли он чего-то изменить? А что, если бы он все-таки убил барона? Да он и сейчас может это сделать — догнать не составит труда. Только не изменит это уже ничего!

Он развернул вороного и поскакал назад, в лагерь отца. Измученный взгляд вновь и вновь шарил по сторонам, выискивая признаки присутствия врага, хотелось кого-нибудь убить, растерзать, заставить молить о пощаде. Которой не будет!

Занимался рассвет…

Битва

По пути в лагерь Воислав передумал много разного, но чем ближе подъезжал он к войску, тем все более властно воинский настрой захватывал его. Стража, повстречавшая его при въезде, передала ему приказ отца-воеводы: «Немедленно явится в нему, как только прибудет!». Приказы не обсуждаются, они выполняются. И княжич, только и успев передать коня слуге и уточнив, что отец сейчас на Совете князей, пошел к большому шатру князя Борута — при входе в который его без лишних слов встретили и пропустили.

Несколько секунд он тихо стоял, привыкая к полутьме шатра, после яркого утреннего солнечного света. Отец, сидящий чуть позади своего князя и предводителя, заметив сына, сделал знак рукой, приказывая подождать.

Адам покорно застыл на месте, жадно вслушиваясь в разговор князей.

Он сразу понял, что решают они важнейший вопрос — об избрании Старшего Князя — военного правителя на время войны с турками. И также быстро он понял, что до общего решения далеко.

Из пяти русинских князей на совете было четверо, от последнего — пятого здесь находился только посланец, его близкий родич, потому и прислушивались к нему князья-правители, заверявший остальных в том, что князь с войском вскоре будет, задержавшись со сбором и оправдываясь медлительностью передвижения обоза с пушками.

Войко заметил, что именно посланец Одрича — пятого из князей и вносит наибольшую смуту в совет. Он незаметно и с большим искусством стравливал правителей между собой, не давая прийти к общему соглашению. «А видят ли это остальные? И что тут обсуждать, ведь всем ясно, что лучшего полководца, чем князь Стефан Борут не найти. Но тот молчит, закусив ус и пристально глядя на Одрича».