Ада Даллас - [50]

— Нет!

Ее голос был, как дым из вулкана, и я поспешил отпрянуть от края кратера. Но у меня вырвалось:

— Как же так?

Она рванулась ко мне, и на ее лице что-то сверкнуло, словно из дула винтовки. На секунду мне почудилось, что сейчас я паду, сраженный пулей.

— Потому что нас не пригласили. Мы не приглашены ни к де Нэгри на следующей неделе, ни к Льюинам, ни к фон Паулюсам на новогоднюю встречу, ни куда-либо еще.

Она бросилась к лестнице, спеша уйти, убежать, но снова обернулась.

— Небольшая поправка, — сказала она, и голос ее задрожал. — В сочельник мы приглашены к Будэнам, на рождество — в ресторан Карло Чеджиано, на Новый год — к Эрни Морису и в другие столь же блестящие места. Мы имеем такой успех, нашего общества так жаждут! — Она умолкла, чтобы перевести дыхание, и было видно, что она дрожит от злости. Казалось, будто она в непрестанном движении, а на самом деле она не сходила с места. — Жена губернатора! И они даже не приглашают меня на свои вонючие приемы!

— Ладно, детка, не расстраивайся. Плевать на них. Еще все изменится.

— Нет. — Буря вдруг прошла. Она вся съежилась и села. Ноги ее не держали. — Нет. Ничего не изменится. Все кончено. Они никогда не примут меня.

Я думал, что она расплачется. Но она не заплакала, а снова затряслась от ярости.

— Ладно! Пусть поступают по-своему. Но я им еще покажу. Я им покажу! — Ее голос вновь задрожал, но теперь уже не от обиды, а от ненависти. И вдруг она сказала почти ласково, и это еще больше напугало меня: — Они получат то, что заслужили. И очень скоро, надеюсь.

И, подняв голову, не спеша пошла вверх по лестнице.

У меня похолодели руки, меня стало знобить. Господи, думал я, господи!

События развивались быстро. В канун рождества Ада отказалась от особняка на Сент-Чарлз-авеню, хотя за него было заплачено за пять месяцев вперед. А еще через десять дней Сильвестр положил передо мной большой лист отличной белой бумаги и сказал:

— Подпиши.

— Где?

Он показал. Я услышал скрип моего пера и вспомнил историю, которую рассказывали про Аллена, губернатора во времена Хьюи. Однажды в окно влетел лист с дерева, и он его тоже подписал.

— А что это? — подписав, спросил я.

— Объявление о созыве чрезвычайной сессии законодательного собрания.

— Зачем?

— Чтобы добыть деньги.

Больше он ничего не сказал.

Стив Джексон

В Капитол-хаузе, где я поселился по прибытии на чрезвычайную сессию законодательного собрания, меня не покидало ощущение, что события частично повторяются. Нет, это был не перепев прошлого, просто оно напоминало о себе. В вестибюле я подошел к телефону возле бокового входа и начал набирать номер личного телефона Ады, но остановился на четвертой цифре и набрал официальный номер, указанный в справочнике. Я попросил дворецкого передать миссис Даллас, что она может найти меня в отеле, если у нее есть желание приступить к работе, о которой мы говорили. Таким образом, она была вольна поступать, как ей вздумается.

Она позвонила, и мы встретились поздно вечером. У нее был усталый, но довольный вид. Волосы ее висели прядями, однако на губах играла улыбка. Она тепло поздоровалась. В наших отношениях с тех пор, как она побывала в Новом Орлеане, ничего не изменилось.

— Жаль, что уже так поздно, — сказала она. — Мы с Сильвестром беседовали с… нашими мальчиками. — В ее голосе явно слышалась насмешка.

— Вот как? — Я заметил, что она не упомянула имени Томми Далласа.

— Сессия обещает быть очень интересной, — с вызовом сказала она.

— Отлично.

Она помедлила секунду, ожидая, наверное, что я спрошу, чем именно, и, когда я не спросил, добавила:

— Эту сессию можно будет назвать «ликвидацией долгов».

Она явно была довольна собой и, конечно, хотела объяснить почему, поэтому я спросил:

— Долгов штата?

— Нет, других.

И она объяснила…

* * *

Похоже было, что сессия действительно будет очень интересной. Члены собрания, съезжаясь в город, уже не употребляли слова «единодушие». И вся атмосфера весьма отличалась от той, что царила жарким летом. На смену ровному гулу удовлетворения пришло зловещее молчание, как перед грозой.

И гроза не заставила себя ждать. В первый же день Томми обратился к объединенному заседанию обеих палат с речью, в которой потребовал от них выполнения своих обязанностей, а именно: передать в казначейство штата определенную сумму денег для покрытия расходов, вызванных увеличением пособия по безработице и тратами на благоустройство. Он говорил быстро и рассудительно, музыкантов при нем не было, песен он не пел и, закончив, поспешно удалился с трибуны, словно рад был уйти.

На следующий день администрация представила на рассмотрение палаты четыре законопроекта.

Первый предусматривал восстановление налоговых сборов с частных больниц с числом коек более ста. Объяснялось, что это касается всего лишь трех больниц в штате, причем только одной — серьезно. Но никто не сказал, что ею является больница святой Анны в Новом Орлеане, главным врачом и владельцем которой состоит доктор Стерлинг Смит.

Второй законопроект в корне пересматривал инструкции по печатному делу в штате. Он положит конец существованию единого контракта на все виды типографских работ. Теперь на каждый из них будет заключаться отдельный договор. Это сэкономит штату более миллиона долларов в год, одновременно изымет ту же сумму у фирмы, которая располагала контрактом. Ее возглавлял Блэр де Нэгри.