Ад да Винчи - [2]

Александр Николаевич с достоинством поклонился невозмутимой мадонне Симоне Мартини, улыбнулся, как добрым старым знакомым, святым на двух маленьких нарядных картинах Бартолемео Капорали, дружески кивнул святому Доминику работы Боттичелли. Но самая главная встреча ждала его впереди. Хотя он видел эту картину каждый день, но до сих пор волновался перед встречей с ней, как юноша перед первым свиданием.

Толкнув высокие двери с бронзовым орнаментом, Александр Николаевич пересек просторный светлый зал.., и замер, как громом пораженный.

Ничего более чудовищного он не мог себе представить. Такое не могло привидеться почтенному хранителю даже в ночном кошмаре.

Картина была на своем месте. По-прежнему голубело за полукруглыми окнами полуденное итальянское небо, по-прежнему пробегали по нему невесомые облака и темнели вершины невысоких холмов. Нежное лицо мадонны, озаренное мягким, глубоким светом, как всегда, было любовно склонено к младенцу.

К младенцу?

То, что было на руках Мадонны, не поддавалось описанию. Это было слишком страшно, чтобы быть правдой. Слишком страшно, чтобы этому нашлось место в нашем мире. Александр Николаевич словно заглянул в ад.

Он закричал и попятился.

Закрыв глаза руками, медленно сосчитал до десяти, пытаясь успокоиться, взять себя в руки.

Этого не может быть, просто не может быть…

Наверное, ему почудилось то, что держала на своих руках мадонна. Наверное, он болен… или переутомлен.., или это просто странная игра света…

Хранитель отвел ладони от лица, осторожно, пугливо открыл глаза…

Ничего не изменилось. Перед ним было все то же адское видение.

За спиной хранителя послышались торопливые шаги.

— Кто-то кричал? — озабоченно спросила старая служительница. — Вам плохо, Александр Николаевич?

— По.., посмотрите, Вера Львовна, — хранитель вытянул руку в направлении картины. — Кажется, я схожу с ума…

Старушка надела очки, приблизилась и посмотрела на картину.

В следующую секунду она беззвучно упала в обморок.

Александр Николаевич и сам испытывал сильнейшее желание упасть в обморок. Это могло на какое-то время заслонить его от кошмара. Но он не мог себе позволить такой безответственности. Он должен был принимать решения, и делать это нужно было очень быстро. Ведь совсем скоро музей откроется, сюда хлынут посетители и увидят это.., такого хранитель никак не мог допустить.

В первую очередь он достал из связки нужный ключ и запер высокие резные двери. Затем он похлопал бесчувственную служительницу по щекам, а когда она зашевелилась и застонала, встал так, чтобы загородить от нее картину.

— Что.., что случилось? — спросила женщина слабым, дрожащим голосом.

— Вам стало плохо, — проговорил хранитель с нажимом. — Поезжайте домой, Вера Львовна, полежите. Вам засчитают сегодняшнее дежурство. Только очень вас прошу — ни с кем не обсуждайте того, что вам.., привиделось.

Он помог женщине подняться и проводил ее до второй двери зала, при этом стараясь держаться так, чтобы закрывать от нее стенд с картиной.

— И по дороге зайдите к Евгению Ивановичу, попросите, чтобы он пришел сюда.

Евгений Иванович Легов был начальником службы безопасности музея. Именно о нем Лютостанский подумал в первую же минуту, когда прошло потрясение от увиденного. Конечно, никакой милиции. Только собственными силами можно разбираться в происшествии. Милиция сразу же распустит слухи о сенсационном событии, набегут журналисты, шум поднимется на весь мир.., а отвечать за все придется ему, главному хранителю!

Впрочем, отвечать ему придется в любом случае.

Ведь это едва ли не главное сокровище Эрмитажа, одно из десяти сохранившихся во всем мире полотен Леонардо да Винчи, знаменитая Мадонна Литта! И это сокровище находилось в его отделе, значит — он отвечает за все, что с ним произошло.

— Что у вас произошло? — вместо приветствия раздраженно спросил хранителя невысокий плотный человечек с круглой лысой головой, жизнерадостным румянцем на круглых щеках и маленькими детскими ручками.

Лютостанский не обиделся. Не в его положении обижаться. Он молча подвел Легова к стенду с картиной и показал на нее.

— Что… — начал Евгений Иванович, по профессиональной привычке осмотрев в первую очередь крепления стенда и стекло и увидев, что они в порядке. Но затем он перевел взгляд на картину, и румянец сбежал с его лица.

— Что это? — тихо спросил он, не сводя взгляда с картины.

— Если бы я знал… — очень тихо ответил ему Лютостанский.

Он тоже пристально смотрел на холст, и с каждой секундой в его душе крепло убеждение: перед ним был подлинник. Конечно, нужно вынуть картину из стенда, тщательно исследовать ее в лабораторных условиях, но он своим безошибочным чутьем профессионала, специалиста, всю жизнь отдавшего изучению и сохранению старинной живописи, чувствовал, что на стенде — не копия, не жалкая подделка, а подлинник, настоящее произведение искусства.

Больше того, он мог поклясться, что это — творение великого Леонардо.

— Если бы я знал… — повторил он почти беззвучно.

Безобидная внешность Евгения Ивановича Легова не могла обмануть тех, кто его хорошо знал. Это был настоящий профессионал, мастер своего дела, жесткий и решительный. Полковник ФСБ, он на новой работе не утратил связей с этой организацией, что очень часто помогало ему в сложных и щекотливых ситуациях. Впрочем, не только ему, но и руководству Эрмитажа.