Ачи и другие рассказы - [11]

Называйте это, как хотите, — говорил он мне, — словами и терминами вы не измените сути дела. Это второе человеческое тело столь же материально, как и физическое, хотя и построено из материи иного рода и состава, чем нам известная. Оно так тесно скованно с физическим организмом, что самостоятельную его деятельность можно установить лишь в те моменты, когда связь эта ослабевает.

— Ни один физиолог не может согласиться с вами, — возражал я. — Хотя многие процессы в человеческом организме представляются еще загадочными для нас, но у нас есть бесчисленные доказательства того, что вся психическая жизнь является продуктом мозговой деятельности… Вам, как психиатру, следует знать лучше кого-либо иного, что малейшее повреждение мозга ведет к тяжелым психическим расстройствам и душевным заболеваниям.

— В том то и дело, что этого нельзя считать доказанным, — отвечал Попов. — Я не решился бы утверждать, что повреждение головного мозга является также повреждением для этого внутреннего человеческого существа. Но если мозг является тем единственным инструментом, посредством которого оно проявляется во вне, — то понятно, что каждая порча этого инструмента должна отразиться на том, что воспринимается нами, как проявление этого существа. Ведь, если вам исковеркать инструмент, которым вы пользуетесь для речи, то-есть истерзать язык, сломать челюсти и небо, вырезать голосовые связки, — то вы, несмотря на ясность и логичность ваших мыслей, никак не сможете выявить этого во вне, предполагая, что в вашем распоряжении нет других возможностей…

— Это, конечно, очень милое сравнение!.. Но данные… данные… Как жаль, что в этой области невозможен эксперимент!

— Но зато возможно систематическое наблюдение и изучение. Достаточно поинтересоваться этим вопросом, ознакомиться с литературой…

И он дал мне сначала одну небольшую книжку, затем другую, третью… Понемногу, я перечел массу книг по этому вопросу и, должен сознаться, что многое заставило меня призадуматься.

Особенно поразительными показались мне явления, получившие уже специальное название «призраки умирающих», сущность которых заключается в том, что в моменты смерти или смертельной опасности призрак умирающего является кому-либо из близких родственников, сообщая о трагическом событии. Количество установленных фактов было столь велико, и проверка каждого была столь тщательно произведена первоклассными учеными и наблюдателями, что всякая возможность ошибки, случайности, обмана или самообмана была безусловно исключена.

— Эти явления умирающих служат лучшим доказательством самостоятельности внутреннего существа, — говорил Попов. — В те моменты, когда оно сбрасывает оковы физического тела, делаясь совершенно свободным, оно, под влиянием страшного потрясения и неотступной мысли о покидаемых родных — матери, сестре, брате — в одно мгновение переносится через многомильные пространства и предстает перед ними… Как видите, факт этот можно считать установленным…

Я не знал более, что возразить. В душе моей происходила борьба, непрерывная, мучительная борьба. С одной стороны — наша точная, определенная, положительная наука, с другой — туманная метафизика, призраки, астральный план. Я находился в тяжелом сомнении, в непрестанном колебании. Сотни прочитанных книг не дали мне ничего положительного. Как жаль, как безумно жаль, что в этой области невозможны никакие эксперименты!

Когда я трепанировал череп для операции, обнажал мозговое вещество и любовался его влажной блестящей поверхностью, запутанным узором глубоких извилин и паутиною нервных нитей, нередко снова возвращалась ко мне уверенность, что именно здесь, в этом сложном лабиринте и скрыта загадка человеческой психики. — Но если теперь, — говорил мне другой голос, — ты глубоко вонзишь скальпель в эту серую массу — и этим вызовешь моментальную смерть, — а его призрак в то же мгновение явится кому-либо из родных, находящихся в другой части света, — что это будет тогда? Какая частица его перенесется за тысячи миль, отыщет определенного человека и предстанет перед ним в виде призрака??.. Чепуха!.. Вздор!!

— А сотни проверенных фактов? — говорил мне другой голос. — А заверения выдающихся ученых, всю жизнь проведших над изучением этих проблем. А прочитанные тобою книги? А Попов?!..

Сознаюсь, что мои сомнения были так мучительны, и мой душевный разлад был столь велик, что я был недалек от возможности действительно вонзить нож в мозг или сердце человека, лишь бы проделать решительный эксперимент. Одно время я серьезно опасался, как бы мне самому не попасть в санаторий Попова…

— Вы счастливы, — говорил я ему. — Вы верите в существование этого самостоятельного тела — и на этом построили свое миросозерцание. Я же — физиолог, впитавший в плоть и кровь противоположные взгляды, не могу так легко изменить их в пользу какой-либо необоснованной теории…

— О той вере или о той теории, как вы их понимаете, не может быть и речи, — отвечал Попов. — Мои взгляды построены на внимательном наблюдении и серьезном изучении… Знаете ли вы, что у многих больных, большую часть своей жизни проведших во мраке безумия, за несколько часов до смерти проясняется рассудок, и они начинают все вспоминать и на все реагировать, как нормальные люди?..