Аччелерандо - [144]

– Потому что ты не очень хорошо умеешь вести светскую беседу, – тихо говорит ему Рита. – Да и толпа тебя явно смущает. Я права? Кстати, это ты провел умопомрачительное вскрытие когнитивной карты Витгенштейна, ну, той, где есть превербальное недоказуемое высказывание по Гёделю?

– Ну да, я… – Тут он осекается. – Ты сказала «умопомрачительное»? – Внезапно, по наитию, он рождает привидение, чтобы опознать эту Риту, выяснить, кто она и чего хочет. Обычно такой процесс чуть более предметного узнавания кого-либо, с кем зацепился по случайности языками, не стоит больших усилий, но у него уже столько распределенных по задачам копий, оттягивающих ресурсы в разных направлениях, что скоро он может крепко зависнуть.

– Я так и думала, – говорит Рита. Перед стеной стоит скамейка, и каким-то образом они оказываются сидящими на ней друг близ друга. Никакой опасности нет, мы же с ней не уединились, сухо говорит себе Сирхан. Она улыбается ему, слегка склонив голову набок и приоткрыв губы, и на мгновение его охватывает головокружительное чувство: а что, если она собирается отбросить все приличия? Как это недостойно! Сирхан если во что-то и верит, то – в самоограничение и сохранение собственного достоинства.

– Меня вот что заинтересовало… – Она протягивает ему очередной сгусток данных, на этот раз динамически загружаемый, включающий критику его анализа гинофобских настроений Витгенштейна в контексте гендерных языковых конструкций и Венской философской школы девятнадцатого века. Ну и в довесок – возмутительную гипотезу, что он сам и есть наглядное пособие по искаженному витгенштейновскому восприятию.

– Что думаешь? – спрашивает Рита с озорной улыбкой.

– М-м-м-х. – Сирхан пытается развязать язык. Рита, шурша тканью платья, закидывает ногу на ногу. – Я, ну… – И тут его голову заполняет визг привидений, бомбардирующих его мозг мегабайтами откровенной порнографии. Кажется, матушка решила, что одного распутника в семье будет мало! Ложные ощущения близости с Ритой забивают разом все каналы восприятия, ложные воспоминания о том, каково это – просыпаться в постели с этой вот девицей, которую он едва знает, после того как был женат на ней в течение года, потому как один из его когнитивных призраков только что провел пару секунд сетевого времени в симуляции, где эти секунды растянулись на двенадцать месяцев. И никакие там идеи этой Рите уже не важны: она напористая западная женщина, она улыбается ему как бы с триумфом, полагая, что все уже решила за него, что вольна вертеть его жизнью.

– Что за черт? – бормочет он, чувствуя, как алеют уши и как неприятно льнет к мокрой коже собственная одежда.

– Я просто размышляю о возможных вариантах. Мы могли бы многое сделать вместе. – Она обнимает его за плечи и мягко притягивает к себе. – Разве не хочешь узнать, найдем ли мы компромисс?..

– Но! Но… – Сирхан весь кипит. Она что, предлагает мне переспать? Он задается этим абсурдным вопросом, глубоко смущенный собственной неспособностью прочесть ее сигналы.

– Чего ты хочешь? – прямо спрашивает он.

– Ты же знаешь, что Инста-Пуф может куда больше, чем просто «выключать» всяких надоедливых придурков? – шепчет она ему на ухо. – Если хочешь, мы можем прямо здесь сделаться невидимками. Он отлично подходит для конфиденциальных встреч… ну и для всяких других штучек – тоже. Мы прекрасно споемся… ты посмотри, как подходят друг другу наши привидения…

Сирхан подрывается с места. Его лицо пылает, он прячет взгляд.

– Нет, спасибо! – огрызается он, злясь на самого себя. – Прошу меня извинить!..

Его копии, прерванные эмоциональной перегрузкой, отвлекаются от своих задач и брызжут негодованием. Вид ее рассерженного лица нестерпим, и он запускает Инста-Пуф, чтобы размыть Риту в неясную черную кляксу. После он поворачивается и уходит, алея от гнева на свою не-мать – за то, что она так несправедливо с ним обошлась, сунув прямо в лицо паршивое запотевшее зеркало грешной плоти.

Тем временем в одной из нижних сфер, где стены облицованы серебристо-синими изолирующими подушками, перемотанными скотчем, собрались активисты и акселерационисты – обсуждать план создания мировой силы, способной на распространение с релятивистскими скоростями.

– Мы не можем избежать всего на свете. Того же коллапса ложного вакуума – никак, – настаивает Манфред, слегка потерявший координацию движений и проглатывающий слоги после своего первого стакана фруктового пунша почти за двадцать лет. Его тело молодо, оно еще почти лишено волос и прочих характерных черт, но он оставил старые предубеждения против имплантов и разжился пакетом интерфейсов. Теперь все процессы экзокортекса, которым раньше приходилось работать на внешних машинах Тьюринга из немой материи, смогли перебраться внутрь него; но не теряет Масх и подчеркнутой инаковости, оставаясь единственным в зале, кто не носит парадный наряд. – Сцепленный обмен через роутеры – это, конечно, очень хорошо, но от самой Вселенной мы никуда не денемся, и от ее законов – тоже. У сети отыщется предел – любой фазовый переход рано или поздно по нам ударит. И где мы тогда окажемся, Самина?