Абсолютное правило - [8]

Вероника, это Вася, что у вас там произошло?

Василий, Максима, кажется, вывели из игры. — Вероника говорила куда-то в пустоту, но ее явно слышали на другом конце линии.

Не совсем так, Вероника. На данный момент у него пат, но он все еще жив. Звонил мне минут двадцать назад. Говорит, что какие-то ослы помешали вам вовремя уехать.

Верно. Два грабителя решили поживиться его сумкой и кошельком.

Ну и?..

Одного Максим подстрелил, а второй сейчас рядом со мной…

Последовало затяжное молчание. Затем Василий поинтересовался:

Это он вытащил тебя из подземки? — Он.

Василий глубоко вздохнул:

Ты в курсе, что за ним скорее всего уже начали охоту?

Конечно. Он и сам об этом уже знает.

И куда же вы направляетесь?

К тебе.

Ко мне?! И зачем? Чтобы опять посмотреть, как его выводят из Игры? Нет уж, хватит с меня предыдущих смертей. Не забывай, Вероника, что по правилам мы не имеем права прятать его от Исправителей.

Я надеюсь, Василий, что мы успеем раньше них. Надо ему все рассказать и объяснить, а потом Виталий сам решит, что ему делать.

Виталий, значит… Он слышит сейчас меня?

Слышит, — ответил я, прежде чем Вероника успела открыть рот.

Так вот, слушай, Виталя. Ты и не представляешь, во что влип, когда вытащил Веронику из подземки. Помочь тебе уже не сможет никто. Даже, вероятно, и ты сам. У тебя сейчас в запасе от силы два дня. Послушай меня, проведи это время, как хочешь и с кем хочешь. Пей, развлекайся, ограбь какой-нибудь магазин, хоть фокусы показывай в подземном переходе. Только ни в коем случае не вздумай приезжать ко мне. Я не откажусь тебя принять, конечно, если ты надумаешь, но предупреждаю сразу, что когда тебя будут уничтожать на моих глазах, я и пальцем не пошевелю, чтобы тебе помочь. Нас и так мало, а моя жизнь мне дорога.

Хорошая речь, — отозвался я, — но все-таки хоте: лось бы перед смертью поконкретнее узнать, для чего умираю. Гордость, знаешь ли.

В том-то все и дело, что смерть твоя бессмысленна и поэтому видеть ее я не хочу.

Я посмотрел на Веронику. Она с безразличным видом слушала наш разговор, уткнувшись взглядом в зеркальце заднего вида. Видимо, среди них двоих именно Василий принимал решения.

Тогда ответь мне, Василий, для чего твоя подружка так настойчиво уговаривала меня поехать с ней к тебе

Она родилась в эпоху романтизма и ничто не сможет сломать ее понятия о смерти человека, о чувстве долга и о всякой подобной чепухе. Правильно я говорю, Beроника?

Я была о тебе лучшего мнения, — ответила она.

Просто мне уже порядком надоело, что ты все время таскаешь ко мне глупых смертных, нарушивших правила, и просишь, чтобы я их спас. А я не могу их спасать Хочу — может быть. Но не могу. Не в моей власти подобные вещи. Спасти их может только сам Создатель… — всё это Василий буквально выкрикнул, заполнив своим не много подростковым голосом весь салон автомобиля Когда он замолчал, мне вдруг показалось, что я на секунду оглох. — Решение за тобой, Виталий, — спокойным голосом произнес он спустя некоторое время, — если надумаешь приехать, я расскажу тебе все, но на мою помощь не надейся ни в коем случае. Если решишь убежать или просто уйти, то тебя никто не держит.

Я не понимаю ничего! — ответил я. — Вы все ворвались в мою жизнь всего несколько часов назад и вовсю долдоните, что я скоро умру. Но никто не объясняет, почему и из-за чего. Мне надоело вот так ничего не знать… Я приеду к тебе, и ты мне все расскажешь!

Василий вновь вздохнул. Как-то устало, словно все это ему приходилось слышать уже не один раз.

Решение твое. Вероника, я жду вас в течение часа. Потом пеняйте на себя. — И он замолчал.

Вероника оторвала взгляд от зеркала и повернулась ко мне:

Ты уж извини, но он в последнее время то и дело попадает в различные передряги и немного на нервах. А на самом деле Василий неплохой парень.

«Лапочка», я бы сказал. Почему он назвал меня смертным?

Узнаешь, — коротко бросила Вероника, и я понял, что разговор отложен на неопределенный срок. — Виталий, ты, кажется, хотел что-то взять из дома. Василий ждет всего час.

А потом?

Потом не ждет. Его очень трудно застать на месте, особенно в последние несколько недель. Он может уйти, и тогда мы будем искать его твои последние дни.

Тогда постараюсь поторопиться. — Я распахнул дверцу и неторопливым шагом направился к подъезду.

Вокруг все та же тишина. Серое небо, казалось, напряглось в ожидании, когда его разорвут наконец первые лучи солнца, и недвижимые облака молча и угрюмо провожали меня взглядом, нависая над самой головой.

Только теперь мне уже не было так спокойно, как раньше. Почему-то темнота для меня перестала быть лучшим другом и превратилась в хитрого оборотня, готового показать свои зубы в любой момент. Я вдруг вспомнил, что в подъезде не горит ни одна лампочка, и это могло быть прекрасным поводом затаиться кому-нибудь где-нибудь в ожидании, когда я открою входную дверь. Чтобы убить. Исключить из мира живых. А за что?

Вот это и был главный вопрос, который не давал мне покоя. Можно было бы просто плюнуть и на Веронику и на ее странного друга Васю, и на весь тот бред, которым меня «грузили» почти всю ночь. Я мог бы просто запереться у себя в квартире и посылать всех кое-куда, а то и позвонить в милицию, чтобы странную девушку в «Ландовере» упекли на пару суток. А самому все забыть и продолжать жить дальше, спокойно выслушивая крики Вари, пьяные разговоры Эдуарда Викторовича о нашей никчемной жизни в никчемной стране, поворовывать, чтобы не умереть с голоду и не оказаться на улице, и никогда не думать о завтрашнем дне.