Абсолютно ненормально - [68]

С аккаунта Дэнни.

Мой бывший лучший друг разрушил мою жизнь, разжег сексуальный скандал национального масштаба и заставил меня почувствовать себя куском дерьма лишь потому, что я отказала ему. Что я захотела лишь дружить с ним.

«После всего, что я для тебя сделал».

Он думал, что заслужил мою любовь.

И когда я не согласилась с этим, то отомстил, уничтожив меня.

Думаю, в глубине души я всегда знала: это он. Но поверила ему, когда он стал все отрицать. Я хотела поверить, потому что тяжелее признать, что мой лучший друг меня предал.

Нет. Оглядываясь назад, я понимаю: он никогда не отрицал этого. Он ни разу не сказал: «Нет, я этого не делал». Вместо этого говорил:

«Я тринадцать лет защищаю тебя. От нападок в школе, от социальных работников. От самой себя».

«Ты меня в чем-то обвиняешь?»

«Не могу в это поверить. А ведь когда ты позвала поговорить, я решил, что ты передумала. О… нас. Но нет. Ты просто обвиняешь меня в создании блога».

«Да пошла ты, Иззи О’Нилл».

Он никогда ничего не отрицал. Но я закрыла на это глаза. Позволила себе поверить, что я действительно знаю парня, стоящего передо мной. Что он слишком заботился обо мне, чтобы позволить отказу и ревности встать на пути нашей дружбы. Что он никогда не причинит мне боль, ведь он видел, как я столько лет горевала из-за потери родителей.

Меня сейчас должно трясти от гнева. Я должна долго и громко пересказывать свои возмущения Аджите, или кричать на Дэнни, или тщательно продумывать жестокую месть этому жалкому уроду. Но это не так.

Во мне нет ни злости, ни слов. Я чувствую лишь опустошение от его предательства.

И где-то глубоко в душе – скорбь. Я лишилась лучшего друга. Я вспоминаю, каким был Дэнни еще в прошлом году: веселым, умным, преданным. Счастливым. После мы наблюдали лишь отблески прежнего Дэнни – когда он рубился в дурацкие игры; когда взял Праджеша под свое крыло; когда поддержал Аджиту в кризисе в связи с ее будущим; когда обнял меня за плечи, чтобы защитить от журналистов, напавших на меня у школы, – но это не отменяет главного: он уже давно не выглядел счастливым. Не был тем Дэнни, которого я знала.

Может, из-за меня. Может, из-за родителей. Может, еще из-за чего-то, запрятанного так глубоко, что он никогда никого к этому не подпустит. И да, это отстойно. Отстойно, что он переживает трудные времена. Но грусть – это не карточка выхода из тюрьмы, как в «Монополии». Ты не можешь использовать окружающих тебя людей как боксерские груши. Будто они существуют единственно для того, чтобы снова сделать тебя счастливым.

Во всем виноват Дэнни. Он стал злобным, ревнивым и жестоким. И в глубине души я знаю это. Однако мрачная часть сознания, рожденная в этом огне ненависти, все еще винит в этом меня.

Это я зарядила пистолет. Он лишь спустил курок.

16:09

Я решила отправиться к Аджите и умолять ее поговорить со мной. Можно ли тосковать по человеку, как по дому? У меня в животе будто незатягивающаяся рана вины и грусти. Она мне нужна. Это эгоистично, но она нужна мне. Мне нужно, чтобы она перестала меня ненавидеть. Иначе я не смогу это пережить.

Я подъезжаю к ее дому на шатком старом велосипеде, и мне требуется добрых десять минут, чтобы набраться смелости, подняться на крыльцо и позвонить в дверь. [Какое скучное предложение, куда делось мое чувство юмора? Может, Аджита и была им, и я – как тот парень Самсон, который обрезал волосы и потерял свою суперсилу? Может, я просто не смешная без нее. Мне это сложно понять. Вот авторская шутка от Иззи О’Нилл: «Вы слышали о том, что Шекспир использовал самодельные бомбы против своих конкурентов? Они были нашпигованы неудачными рифмами». Ха. Ха-ха. Нет, Аджита определенно была энергией моего комедийного творчества.]

Дверь открывает ее мама, одетая в праздничное красное сари. Она ничего не говорит, а просто строго смотрит на меня. Настроена максимально враждебно. Она маленькая, еще ниже, чем Аджита, и невероятно тучная. Я вспоминаю, насколько она умна, и это только усугубляет мой стресс. Я запугана и физически, и морально.

– Здравствуйте, миссис Дутта, – с трудом выдавливаю я из-за пересохшего горла.

– Иззи, что ты хотела?

Странно, но из их дома не доносится ни звука. Обычно там постоянно что-то происходит: или брат Аджиты рубится в в супергромкие видеоигры, или пять кошек носятся по дому, сбивая вещи и сея хаос вокруг. Но сегодня он напоминает кладбище.

– А Аджита дома?

– Нет.

Я не верю в это ни на секунду.

– Ладно. А вы знаете, где я могу ее найти?

Миссис Дутта вздыхает, снимает очки и устало потирает глаза. Она выглядит чертовски уставшей.

– Я не уверена, что моя дочь хочет тебя видеть, Иззи. Особенно после лжи о ней, которую ты распространила.

«Лжи». Значит, Аджита убедила родителей, что все не так, хотя мне до сих пор неизвестно, правда это или нет. Но я могу ее понять. Они крайне традиционные и крайне консервативные индусы. Я сомневаюсь, что они приголубили бы ее из-за каминг-аута в семнадцать лет. [Посмотри, я даже удержалась от шутки о том, кто бы ее приголубил. Я перевоспиталась. Вроде.]

– Пожалуйста. Я просто хочу объясниться. Извиниться. Пожалуйста, миссис Дутта.