Абсолютная альтернатива - [55]

Задумчиво я постучал пальцами по столешнице. Бонч-Бруевич, вероятно, был прав: за его плечами стоял трехлетний опыт истребительной европейской войны. Атаковать вооруженный миллионный город, такой беззащитный еще несколько дней назад, силами двух неполных кавалерийских корпусов и Шестой армии общей численностью около сорока тысяч штыков, большую часть которых необходимо оставить на фронте для защиты от немцев, казалось делом бессмысленным и провальным, ибо по простейшим подсчетам бунтовщики превосходили нас в численности, как минимум, в шесть раз. Бывший адвокат Керенский, ставший после смерти Гучкова и Родзянко лидером Думского комитета, оказался не дураком, а в каком-то смысле — гораздо более дальновидным деятелем, нежели прошлые предводители оппозиции. В кратчайшие сроки, как сообщали беглецы из города, в восставшем Питере были организованы вооруженные дружины рабочих. В отличие от бесчинствующих вояк гарнизона, склонных к мародерству, грабежам, разбою и бессмысленной стрельбе, отряды пролетариев оказались дисциплинированы и спаяны некой силой, именуемой социалистами чувством классового единства. У них не имелось военного опыта, однако присутствовали дух и решимость. В схватке с правительственными войсками, развращенными идеями «братства и равенства», эта решимость могла оказаться страшною силой!

Келлер заверял меня, что в его Третьем кавалерийском корпусе колебаний не будет и быть не может, по крайней мере, в присутствии государя. Определенно, я верил в это. Самого Николая могли считать ничтожеством и безвольным глупцом, но монархическая идея, к которой мужчин приучали с детства, впитанная с молоком матери, пусть и развращенная ныне либеральной демагогией и марксистской пропагандой, жила в душах русских, в немыслимой глубине, накрытая страхом смерти и усталостью от войны, — но жила.

Под предводительством Керенского болтуны из Думы, ранее напоминавшие клоунов, поразили меня в эти дни своей энергией и напором. В бешеном темпе в Петрограде возникло Временное правительство, которое, в отличие от Временного думского комитета, попыталось овладеть всеми сферами государственного управления на деле, а не на словах. Если учесть арест большинства моих министров и полное бездействие не арестованных, деятельность эта не могла оказаться безрезультатной.

Уже к вечеру первого дня своего существования Временные ввязались в отчаянную схватку за кровеносную систему России — железнодорожное полотно, являвшееся в эти напряженные дни едва ли не важнейшим фактором победы. Битву за железную дорогу вели не штыками и пулями, а как всегда — телеграфом. Хотя результат этой борьбы при всеобщем бардаке, охватившем огромную страну всего за неделю, выглядел несерьезно, он причинил мне множество нервных часов, проведенных за тягостными раздумьями. Особую активность в жизненно важном вопросе проявил некий член Государственной думы инженер-депутат Бубликов. Он заверял коллег, что в первую очередь новое правительство обязано установить контроль над железными дорогами, чтобы предотвратить отправку карательных войск в столицу. В сущности, Бубликов размышлял правильно, однако метод для осуществления своих целей выбрал достаточно идиотский.

По его мнению, для контроля над железной дорогой было достаточно просто занять Министерство путей сообщения преданными войсками. Еще до моего запланированного отречения Бубликов как один из участников заговора думского комитета заранее составил воззвание к железнодорожникам с горячим призывом поддержать новую власть. Сейчас указанное сообщение живо рассылали по станциям. В ответ в тот же день я приказал Сахарову принять самые неотложные меры для обеспечения бесперебойной работы железных дорог если не в окрестностях Петрограда, то хотя бы в остальных российских губерниях. Беспорядки велел решительно пресекать, не стесняясь самых жестоких мер. Но главное — сопровождать карательные мероприятия активнейшей пропагандой: казнят не бастующих либералов или социалистов, а агентов немецкой разведки, изменников, продавших родину и народ.

Подобные утверждения, безусловно, являлись ложью или, по крайней мере, достаточно искаженной правдой, однако иных мер я просто не находил. Саботаж железнодорожников угрожал не только мне лично и организованной нами карательной экспедиции, он угрожал уже фронту. Срыв поставок хотя бы на несколько суток мог оставить войска без пищи и боеприпасов в случае внезапной атаки немцев, мог стать для страны роковым. Призывы о забастовках, приемлемые в мирное время, сейчас звучали призывами к смерти. Разобранный метр пути в этот грозный момент всеобщего напряжения был в тысячу раз страшнее открытого перехода к врагу!

В частности, Сахарову сообщалось:

«Командующим армиями и отдельными корпусами.

Незамедлительно донести о необходимости иметь наготове специально сформированные и подготовленные отряды для поездов в составе двух рот, не менее чем с четырьмя пулеметами на каждую, для немедленного направления в угрожающие пункты железнодорожной линии в случае порчи пути, мостов и станций.

Бронепоезда привести в повышенную готовность. Любые меры противодействия и саботажа пресекать жесточайше и без каких-либо проволочек.