Абджед, хевез, хютти... - [15]

Галочка нагнала путешественников в первый же день их бегства из украинской деревеньки. Жизнь манила ее, получужая семья не связывала, а издевательства односельчан и страх Грицьковой мести казались страшнее неведомых опасностей. Родители Галочки давно померли, и она жила чуть ли не батрачкой в семье дальнего родича. Тяжелая жизнь научила ее решительным поступкам, а труд — смелым мыслям. Приход чужих послужил толчком к бегству в широкий мир, существование которого она подозревала с детства. В трагикомическую экспедицию Галочка вносила свежесть и здравый смысл.

В нынешний вечер Козодоевским овладела новая тревога. Это был страх землетрясений. За все путешествие по неустойчивой стране молодым людям не довелось испытать ни одного подземного толчка, но именно это обстоятельство казалось удручающим. «Тем хуже, — взывал Борис, — чем дольше их нет, тем скорей они будут». Он верил вдобавок в существование «сейсмографического» сердца, чувствующего, как животные и птицы, вулканическую работу земли. К вящему удовольствию Сережи, он предсказывал землетрясение ежедневно, а сегодня категорически требовал перенесения ночевки подальше от подножия горы. Над одной из вершин ему примерещился тонкий дымок, быстро пропавший. Ни Сергей, ни Галочка не могли уловить и тени дыма. «Пуганая ворона куста боится», — резюмировал Сергей и, честно допросив самого себя, подтвердил «самовнушение».

Двумя часами позже, когда палас, чилим и жиденькие подушки были перенесены в импровизированную палатку, Козодоевский бросил:

— Можете спать, я буду сторожить вулкан.

С детским упрямством Сергей стоял на своем:

— В Туркестане вулканов нет.

Борисом овладело бешенство:

— Неуч! — проскрипел он.

Ответом послужил раздавшийся через несколько минут храп. Галочка с опозданием заметила сквозь сон: «Ото, дурень». Козодоевский сел по-мусульмански у входа в палатку. Он снял с шеи и раскрыл полотняную ладанку. При звездном свете блеснуло пять оставшихся от пути поповских монет: два старинных польских злотых, один надкусанный полуимпериал и пара золотых туманов. Передав по смутной симпатии деньги именно Борису, поп оказал ему большую услугу. В качестве кассира экспедиции Борис чувствовал себя самостоятельнее и свободнее, чем раньше. «От Таш-Кургана поверну обратно на Ош и Скобелев», — подумал он и приподнял голову. Крик животного ужаса сорвался с его губ. Небо над горой розовело заревом. На линии снегов пылали пятна раскаленной лавы.

Не успел Борис крикнуть вторично, как под землей пронесся звенящий гул. Язык пламени вскочил на вершине вулкана и растаял в воздухе.

— Сергей! Галина!

Если бы не тайное, но живительное чувство злорадства, Козодоевский упал бы в обморок. Он схватился за сердце и пустился наутек в противоположную сторону. Звук первого вулканического взрыва, точь-в-точь такой, каким он его представлял себе, не замедлил последовать. Следующие слились в сознании в адский вой.

Когда разбуженные воплем Козодоевского Сергей и Галя выбежали из палатки, облака над горами светились, как розовые бумажные фонари. Пока Галя лихорадочно собирала платье и остатки ужина, Сергей отвязал жалобно вопившего ишака. Бориса они нагнали в полуверсте от покинутого места стоянки. Он стоял у заворота реки, преграждавшей ему путь, и дышал, как рыба, выброшенная на берег.

— Лава двинулась, — прошептал он пересохшими губами.

Действительно, вулканические взрывы затихли. Их сменил непрекращающийся грохот, не слишком громкий, но зловещий.

— А землетрясение? — спросил уверовавший Сережа, — а пепельный дождь?

Козодоевский напоминал испуганного антрепренера:

— Будет, все будет! Как не быть?

Галочка охнула и стиснула руку Сереже. Козодоевский уговаривал отдохнуть несколько минут.

— Это, очевидно, обычный перерыв в начале извержения. Иногда так бывает, вроде вступления к опере.

На сей раз торопил Сережа, испугавшийся за Галину. Они перешли вброд быструю речушку, то и дело сваливавшую их с ног и пройдя шагов тридцать по колючей, косматой равнине, оглянулись на горы. Огонь несся по склону в туче дыма и пара. С новым взрывом к небу взлетели пестрые искры, похожие на фейерверк. Козодоевский застонал:

— Вулканические бомбы!

Одна из них описала в воздухе огромную дугу, и разлетевшись, озарила местность зеленым светом. Сережа подпрыгнул от изумления:

— Ракета!

— Дурак! — прошипел Козодоевский и едва успел отскочить. Зеленая искра упала на землю в нескольких шагах от него.

Зажигая спички дрожащими от страха и любопытства руками, Галина обшарила кусты. Она передала Борису странный обгоревший предмет цилиндрической формы. Это был картонный цилиндрик, отсыревший, но еще горячий. Сергей зажег новую спичку и стал было рассматривать находку, но Борис внезапно зажал ее в руке. Лицо его, освещенное снизу, выражало дикое удивление.

— Ни черта не понимаю… Ливерпуль…

— Что? — спросил ошеломленный Сережа.

— Ливерпуль… Город… в… Англии…

— Что?!

— Английская сигнальная ракета.

Слова Бориса покрыл оглушительный грохот. Когда он затих, ночь окончательно успокоилась. В наступившей тишине они услышали тонкое зудение москитов.

* * *

Возвращение в лагерь прошло без обычных споров и попреков. Такого «приключения» не бывало еще за все время путешествия. Уже подходя к месту старой ночевки, Сергей вспомнил о несостоявшемся извержении вулкана. Но Козодоевский, против обыкновения, не огрызнулся. Он молча пробирался сквозь хрустящие кустарники. Сильно и неожиданно похолодевший воздух заставлял путников ежиться и нервничать.