Аббатиса из Кастро - [10]

Елена никогда не говорила с матерью о своей любви; мать и дочь питали нежную привязанность друг к другу, они постоянно бывали вместе, и, однако, между ними не было сказано ни одного слова на тему, почти одинаково волновавшую их обеих. В первый раз они заговорили о деле, которое едва ли не целиком занимало все их мысли, когда мать рассказала дочери о предполагаемом переезде семьи в Рим и о том, что Елену собираются снова отправить на несколько лет в монастырь Кастро.

Этот разговор был явной неосторожностью со стороны Виттории Караффа, и он может быть объяснен только безумной любовью, которую она питала к дочери. Елена, охваченная страстью, решила доказать своему возлюбленному, что она не стыдится его бедности и безгранично верит в его благородство. «Кто мог бы подумать, — восклицает флорентийский автор, — что после стольких смелых свиданий, связанных со смертельной опасностью, происходивших в саду и даже один или два раза в комнате Елены, она оставалась невинной! Сильная своей чистотой, она предложила своему возлюбленному выйти около полуночи из палаццо через сад и провести остаток ночи в его домике, построенном на развалинах Альбы, в четверти лье от палаццо. Они переоделись монахами-францисканцами. Елена обладала стройной фигурой и в сутане походила на молодого послушника лет двадцати. Благодаря удивительной случайности, свидетельствующей о промысле божьем, на узкой, проложенной в скале тропинке, которая и сейчас проходит мимо стены монастыря капуцинов, Джулио и его возлюбленная встретились с синьором де Кампиреали и Фабио, которые в сопровождении четырех хорошо вооруженных слуг и пажа, несшего зажженный факел, возвращались из Кастель-Гандольфо, местечка, расположенного на берегу озера, неподалеку от этих мест. Чтобы пропустить монахов, оба Кампиреали и их слуги стали по обе стороны дороги, пробитой в скале и имевшей в ширину не более восьми футов. Насколько лучше было бы для Елены, если бы ее узнали в эту минуту! Она была бы убита выстрелом из пистолета отцом или братом, и ее страдания длились бы лишь одно мгновение. Но небо судило иначе (superis aliter visum).

Передают еще одно обстоятельство этой удивительной встречи, о которой рассказывала синьора Кампиреали, достигшая глубокой старости, некоторым из своих почтенных знакомых, таким же глубоким старикам, как и она. Я сам это слышал, когда, подстрекаемый своим ненасытным любопытством, расспрашивал их об этом эпизоде, как и о многих других.

Фабио де Кампиреали, юноша горячий и высокомерный, заметив, что старший из монахов, проходя мимо них, не поклонился ни отцу, ни ему, воскликнул:

— Какая спесь у этого проходимца-монаха! Бог знает, зачем он и его спутник находятся вне стен монастыря в этот неурочный час! Не знаю, что удерживает меня от того, чтобы приподнять их капюшоны и посмотреть на их физиономии.

При этих словах Джулио под своей монашеской одеждой схватился за кинжал и стал между Фабио и Еленой. В этот момент он находился на расстоянии не более одного фута от Фабио. Но небо судило иначе и чудом успокоило ярость обоих молодых людей, которым в ближайшем будущем предстояло встретиться на поединке.

Впоследствии, на процессе Елены де Кампиреали, эта прогулка приводилась как доказательство порочности молодой девушки. В действительности же это было безумством молодого сердца, горевшего страстной любовью, но сердце это было чисто.

III

В это же время случилось так, что Орсини, исконные враги князей Колонна, всемогущие тогда в деревнях, расположенных вокруг Рима, заставили правительственный суд приговорить к смерти зажиточного крестьянина из Петреллы по имени Бальдассаре Бандини. Было бы слишком долго перечислять все то, в чем обвинялся Бандини: большинство его проступков в наше время считалось бы преступлениями, но в 1559 году их нельзя было судить так строго. Бандини находился в заключении в замке, принадлежавшем Орсини, в горах около Вальмонтоне, в шести лье от Альбано. Он обратился в Рим с жалобой на вынесенный ему смертный приговор; в ответ на нее вскоре по большой дороге ночью прошел со ста пятьюдесятью сбирами посланный из Рима barigello[6]; он имел приказание перевести Бандини в тюрьму Гординона в Риме. Бандини, как мы уже сказали, был уроженцем Петреллы, крепости, принадлежавшей князю Колонне; жена Бандини открыто обратилась к Фабрицио Колонне, находившемуся тогда в Петрелле, с просьбой заступиться за мужа.

— Неужели вы оставите без защиты вашего верного слугу?

Колонна ответил:

— Я поступил бы против божьей воли, если бы не оказал должного уважения решению суда папы, моего повелителя!

Однако солдатам сейчас же были отданы нужные распоряжения, и все приверженцы Фабрицио Колонны получили от него приказ быть наготове. Местом сбора были указаны окрестности Вальмонтоне, маленького городка, приютившегося на вершине невысокого холма и защищенного пропастью глубиной от шестидесяти до восьмидесяти футов. Из этого городка, принадлежавшего папе, должны были перевезти заключенного приверженцы Орсини и сбиры правительства. Самыми горячими сторонниками правительственной власти считались синьор де Кампиреали и его сын Фабио, дальние родственники Орсини; наоборот, Джулио Бранчифорте и его отец были всегда приверженцами князя Колонны.