Абанер - [26]

— Придется — отвечу, — усмехнулся Бородин.

Однажды Чуплай снова появился в канцелярии, долго ожидал, когда уйдут ребята и преподаватели, и заговорил с глазу на глаз с Бородиным.

— Хотел вас спросить по одному делу, как комсомолец коммуниста.

— Спрашивай.

Лицо Бородина было непроницаемым, но под этой непроницаемостью таилось другое: «Ну, вот пришел по-человечески, не размахивает руками, не кричит. С чем он сегодня?»

Парень придвинулся, переставил костыли.

— Зачем монашку приняли?

— Какую монашку? Фиму Смоленцеву? Она не монашка.

— Все равно, была монашкой. Мысли у нее контрреволюционные.

— А ты откуда знаешь?

— Знаю, разговаривал. В бога веришь? «Раньше, говорит, верила, а теперь сама не знаю, то ли верю, то ли нет». Так зачем ее учить? Монастырскую заразу распространять?..

— Еще какие мысли?

— Больше никаких.

— Значит, если Смоленцева верит в бога, у нее контрреволюционные мысли?

— Конечно.

— А знаешь, что Фима батрачка? У нее вся жизнь искалечена. Революция ее вырвала из монастыря. А ты — зачем учить?

— Если батрачка, нечего за бога держаться, контру разводить.

— Ух, скорый какой! А ты сразу дроби понял?

— А дроби здесь при чем?

— Так, может, ей труднее от бога отказаться, чем тебе дроби понять. А если бы мы с Чуплаем так поступили? Не понимает дроби — долой.

— И со мной нечего было нянчиться!..

— Надо было! — повысил голос Бородин. — Надо учить тебя, Аксенка, Смоленцеву. То ли верит в бога, то ли нет, а надо, чтобы совсем не верила. Еще хорошо, честно сказала.

— Ну, выучим ее, а толк революции какой?

— Да пойми ты, дурная голова, гражданская война кончилась. Воюем за сознание людей. А это труднее, чем разбить Колчака и Юденича. Нельзя рубить сплеча. Надо убеждать, воспитывать. И в этом сейчас — главная задача ячейки.

— Задача ячейки — воспитывать Фиму?

— Да.

Бородин с Чуплаем проговорили весь вечер и часть ночи, пока к окошкам не подкрался рассвет. Чуплай, если хочет, может поставить вопрос о Фиме на ячейке, но он, Бородин, будет опровергать его незрелые взгляды. Не лучше ли усилить антирелигиозную работу? Не сможет ли Чуплай подготовить небольшой доклад?

Весной переизбирали секретаря ячейки. Неожиданно для комсомольцев Бородин порекомендовал избрать Чуплая.

К Бородину сходились все нити в Абанере, ему приходилось распутывать, развязывать, разрубать узлы, решать судьбы учеников и учителей.

Настало время, сын его учителя Сергей Зорин пришел учиться в Абанер. Евграф Васильевич был рад принять сына своего учителя, но он не выделял Зорина, был к нему так же требователен и строг, как и к другим. Бородин долго приглядывался к подростку. Если бы учитель вел дневник, записи о Сереже выглядели бы так:

«Желторотый целится во вторую группу! А силенки хватит? Хватило. Молодец!

Работает и учится хорошо. И еще чего-то ищет. Надо его в комсомол поскорее и побольше заданий.

Написал в сочинении — хочет быть учителем. Хорошее желание.

Приезжал Илья Порфирьевич, беспокоится о сыне. Не вижу, из-за чего тревожиться. Я на месте Сергея, наверно бы, тоже Новоселова стукнул.

Сергей в последнее время сдружился с Чуплаем. Кажется, это будет полезно обоим».

Много у Бородина было дум, больших и маленьких забот. Но не они одни тревожили Евграфа Васильевича. Просматривая «Учительскую газету», он часто хмурился и как-то желчно сказал жене: «Мудрят у нас в Наркомпросе. У Ленина написано — политехническое обучение. А комплексную систему откуда выкопали? Тесты, свободные расписания уроков, бригадные методы! Черт знает что!.. Этак мы развалим школу. Как думаешь, Настя?»

— Право, не знаю, чего ты разозлился? — улыбнулась жена. — Все новое — прогрессивное.

— Какое же новое? Тесты буржуазные ученые еще в 19-м веке придумали. А сейчас их в нашу педагогику тащат и прикрывают эту мерзость марксизмом. Как хочешь, Настюша, я решительно против.

Назар Назарович, наоборот, цеплялся за новые методы, всячески их расхваливал. Бородин еще не решил, как поступить, искал, но не находил выхода. Он был недоволен своим помощником, «терпел» его, но воли заместителю не давал.

Вот почему в последние дни на лбу Евграфа Васильевича все чаще поднимались морщины и сдвигались мохнатые брови. Но откуда об этом мог знать Сережа?..

РЕВОЛЮЦИЯ НЕ ОТВЕРГАЕТ ССЫЛЬНОГО

В комнате было тихо, лениво тикали старинные часы, да иногда под рукой Бородина щелкали косточки на счетах. Когда скрипнула дверь, Сережа вздрогнул от неожиданности. На пороге стоял Лойко.

Был он сегодня выше ростом, моложе, красивее. «Что с ним?» — подумал Сережа и увидел в руках Лойко большой пакет.

— Проходите, Аркадий Вениаминович, присаживайтесь, — поднялся навстречу Бородин.

— Я пришел… Я хотел показать вам вот это… — крупно шагнул учитель и подал Бородину пакет.

Евграф Васильевич вынул вчетверо сложенный лист.

— Так… Гм… Интересно! Постановление Верховного Суда по делу… «За недоказанностью и отсутствием улик приговор отменить, снять судимость, разрешить Лойко жительство в Москве…» Так это просто здорово!.. А вы не верили! Поздравляю!..

Бородин по-мальчишечьи подмигнул и долго тряс руки Лойка. Тот глядел растерянно.

— Да, не верил!.. Это вы меня заставили написать обжалование. И если бы не вы… Вы сами не знаете, сколько сделали для меня.