Абандон. Брошенный город - [91]

* * *

К сумеркам они вошли в осиновую рощу – стройные серебристые деревья тянулись во все стороны, насколько хватало глаз, причем на некоторых из них проступали арборглифы – вырезанные на коре знаки времен старого Запада. Раньше Эбигейл этого не замечала, но у осин были глаза: сотни глаз смотрели на нее со всех сторон, таинственные темные шрамы на коре, оставшиеся на месте старых ветвей.

Скотт свалился на землю.

– Надо решать, – выдавил он, отдуваясь, – остановимся на ночь или пойдем дальше.

– А ты можешь идти дальше? – спросила журналистка.

Мужчина покачал головой.

– Не думаю. Но ты можешь.

– Я никуда не пойду – ночью, одна да еще с этим сумасшедшим на хвосте! К тому же я и сама едва на ногах держусь.

– Что ж, снега здесь нет, давай поищем хорошее место для палатки. – Скотт с трудом поднялся. – Ширина долины здесь с полмили. Устроимся где-то посередине.

Шагая через лес, Эбигейл поймала себя на том, что ее не оставляет тревожное чувство. И дело было даже не в непосредственной угрозе жизни со стороны Куинна – что-то необъяснимо тревожащее и грозное таилось и в наступающей ночи, и в мрачнеющем небе, и это что-то пробуждало сидящий в глубине ее души первобытный страх, боязнь леса после наступления темноты.

Беглецы вышли к реке. Поток как будто набрал силы за последние два дня. Всего два дня – а Эбигейл казалось, что прошла вечность с тех пор, как они со Скоттом ловили рыбу на ужин в этой самой речке, только двумя милями выше…

– Надо отфильтровать немного воды, – сказал ее спутник. – Здесь останавливаться не будем. Первым делом Куинн будет искать нас именно у реки. А мы его и не услышим.

Они спустились к воде, нашли тихое местечко у заводи, лежащей чуть в стороне от бурливого потока и усыпанной листьями осины, напоминающими колышущиеся на воде золотые монеты. Сойер достал из рюкзака фильтр «Пур», приладил к нему два шланга, соединил конец одного с адаптером и прикрутил к пустой бутылке из-под «Налджина», а конец другого опустил в воду.

Темнело. Эбигейл села рядом с проводником, наблюдая, как он прокачивает воду через фильтр, держа между ногами наполненные бутылки. Время от времени она поглядывала через плечо на овражек. Конечно, Скотт был прав. Шум реки, журчание бегущей по камням воды заглушали все прочие звуки. Любые приближающиеся шаги просто затеряются на этом фоне. Наполнив пять бутылок, Сойер разобрал фильтр и сложил все в рюкзак.

На очереди была переправа.

Несмотря на небольшую, около пятнадцати футов, ширину и глубину реки, на середине вода доходила беглецам до бедер, а течение оказалось таким сильным, что Фостер пришлось постараться, чтобы сохранить равновесие и не упасть. Всего час назад эта вода была снегом, и от холода у девушки перехватило дыхание, а ноги ее как будто обожгло огнем.

Выбравшись на другой берег и вскарабкавшись по грязному, глинистому склону, путешественники прошли еще несколько сотен ярдов по укрытой осиновыми листьями лесной подстилке.

В воздухе стоял затхлый металлический запах. Начался дождь.

– Я вижу, где мы поставим сегодня палатку, – сказал Скотт, поворачиваясь к Эбигейл, и она последовала за ним в чащу вирджинской черемухи, между густыми кустами которой все же оставалось место и для палатки.

Глава 77

В четырех разложенных на земле нейлоновых мешках нашлось все необходимое: стойки, дуги, колышки и тент – ярко-красный «Хиллеберг». Беглецы раскатали футпринт[28] на очищенном от веток участке между кустами, и, пока Скотт разворачивал тент, Эбигейл достала стойки и собрала каркас. В сгущающейся темноте, под начавшимся дождем они вдвоем натянули тент и закрепили растяжки. Руки у Сойера дрожали так, что он с трудом вбил колышки в мягкую землю.

Поставив палатку, они забросили в тамбур спальные мешки и застегнули клапаны. Скотта бил озноб, и он едва шевелил губами.

– У тебя здесь запасное белье есть? – спросила Фостер, и проводник молча кивнул. – Тогда залезай в «спальню» и переоденься.

Ее спутник расстегнул «молнию» и прополз в спальное отделение палатки. Пока он раздевался, Эбигейл высыпала на пол содержимое его рюкзака, поймав себя на том, что и сама не вполне в порядке – координация движений у нее нарушилась, и ей с трудом удавалось сосредоточиться на конкретной задаче.

– Не могу найти твой спальник, – сказала она.

– Посмотри в нижнем отделении, – посоветовал Сойер.

Журналистка вытащила компрессионный мешок «Мармот», лежавший вместе с самонадувающимся ковриком «Термарест» и пакетом с запасной одеждой. Потом расшнуровала ботинки, стащила носки и все мокрое, что на ней было, и тоже забралась в спальное отделение.

Скотт открыл воздушный клапан на «Термаресте», дождался, пока коврик надуется, положил на него спальный мешок и залез внутрь.

– Давай и ты сюда, ко мне, – позвал он свою спутницу. – У нас обоих переохлаждение.

Эбигейл заползла к нему и задернула «молнию». Сойер обнял ее, и она чувствовала, как сильно его трясет. Ноги у обоих превратились в ледышки.

– Я все-таки что-нибудь приготовлю, – сказала девушка.

– Подожди, полежи со мной еще минутку, дай мне согреться.

Так они и лежали, прижавшись друг к другу и дрожа от холода, и слушали стук дождя по палатке. А потом небо взорвалось. Гром сотряс землю и раскатился по окрестностям, как выстрел из дробовика. На Восточном побережье, подумала Эбигейл, такого грома не бывает. На Западе он глубже, ближе и раскатистее.