А76 (сборник) - [18]
Страж: Приезжие, значится… А документы имеются?
Боже, как хочется сплюнуть!
Страж (из-под козырька фуражки): Фе-де-ри-ко-вич? Очень странное отчество.
Странный сегодня день. Всё плывёт в горячем мареве.
Андрюха: Вас это смущает?
Грис (тихо): Не кипятись.
Страж: Первый раз встречаю человека с таким отчеством.
Андрюха: Я не виноват. Оно досталось мне от отца.
Где-то у горизонта вскипает грозовая туча.
Грис (умоляюще): Тише… Нас же арестуют…
Страж: А у отца откуда такое странное имя?
Андрюха: Дед назвал в честь погибшего друга… По-моему, ваши вопросы не относятся к делу.
Грис: Какая муха тебя укусила?
Жара. Изумрудные мухи кружат над коровьим mierda.
Страж: Вы слишком агрессивно настроены. Милицию нужно любить.
Грис: Мой друг расстроен, господин офицер. У него недавно умер дед…
Страж: Тот самый?
Грис: Да, тот самый.
Страж: Он жил здесь?
Грис: Да, он жил здесь.
Страж: Значит, я его знал.
Грис: Да, вы должны были его знать.
Страж: Я всех здесь знаю.
Андрюха: Мы можем идти?
Страж (возвращая документы): Примите мои соболезнования. Честь имею.
Тёмно-фиолетовая туча над горизонтом бесследно растаяла в горячем мареве. Только ветерок донёс лёгкий запах озона.
4. Полковнику никто не пишет
Короткий щелчок дверного замка, и они вошли в небольшую комнату, стены которой были выкрашены бледно-зелёной краской. Тусклая, в 60 свечей, лампочка под потолком заливала помещение неверным, несколько сентиментальным светом.
– Не разувайтесь, – сказал сопровождавший Андрюху и Гриса сухонький старичок с вытянутым книзу лицом и голубовато-серыми острыми глазками.
Никаких признаков траура в комнате не было. Только зеленоватый запах чистого, свежевымытого пола ещё стоял в воздухе.
– Я тут вроде старосты или коменданта на общественных началах, – улыбнулся старик. – Зовут меня Константином Егоровичем. Впрочем, так меня давно уже никто не завёт. Для всех я просто дед Костей.
– Как? – переспросил Грис.
– Дед Костей. Так меня зовут.
– Круто, – констатировал Грис, но тут же получил тычок андрюхиным локтём под рёбра.
Единственное окно выходило в овраг, в тень. Круглый столик, покрытый жёлтоватой бахромчатой скатертью, был придвинут вплотную к широкому подоконнику. На противоположной стене висела неплохая репродукция картины Ивана Шишкина «Рожь», а под ней – деревянные «плечики» с парадным мундиром, украшенным орденами и медалями. Ещё ниже стоял покрытый пледом кожаный диван и парное ему кресло. Справа возвышался шкаф, за стеклянными дверцами которого виднелись горки фарфоровой посуды. На шкаф было водружено чучело совы. В углу стояла тумбочка с телевизором. Напольный ковёр был свёрнут рулоном у стены, и от этого комната казалась по-детски уязвимой. Небрежно измазанные карминной краской половицы кряхтели, прогибаясь от тяжести ступавших по ним, отчего, в свою очередь, робко позвякивала посуда в шкафу.
– Подкрепиться не желаете, молодые люди? – спросил дед Костей.
– Нет, мы не голодны, – ответил Грис за двоих.
– Рассказывайте! Небось, с утра не жрамши?
– Мы гамбургеры в дороге поели, – пояснил Андрюха.
Но старик был непреклонен:
– Знаю я эти гамбургеры! Баловство одно. Садитесь, похлебайте горяченького.
Он сделал какие-то таинственные пассы руками и на круглом столике сами собой возникли тарелки с дымящимся супом, нарезанный аккуратными ломтями хлеб, зелёный лучок…
– Может, чуток водочки? – спросил дед Костей, когда ребята утолили первый голод.
– Не-е-е, не надо, – дружно замотали они головами над полупустыми тарелками.
– А винца? Нужно помянуть деда.
Не дожидаясь ответа, старик полез в шкаф, достал оттуда початую уже бутыль вина и бокалы.
– Вино хорошее, испанское, – пояснил он, наполняя бокалы. – Покойнику кто-то из знакомых прислал оттуда… Ты ведь знаешь, что твой дед воевал в Испании?
– Мне отец говорил.
– А разве в Испании была война? – встрял в разговор Грис.
– Вот те на! – дед Костей чуть не пролил вино. – Что же вы, историю совсем не учите?
– «Мы все учились понемногу чему-нибудь и как-нибудь», – умиротворённо продекламировал Андрюха себе под нос.
– Просто нам с «историчкой» не повезло, – заметил на это Грис. – Сначала поставили какую-то пенсионерку, которая постоянно всё забывала и путала, прыгала с Ледового побоища на Ледовый поход. А потом заменили её девчонкой, только что окончившей пединститут, которая все уроки сидела, уткнувшись в сотовый: уж, не знаю – играла или переписывалась с кем-то…
– И никто не возмутился? – возмущённо вопросил дед Костей.
– Честно говоря, нас всё устраивало. Пока на горизонте не замаячили выпускные экзамены. Тут уж мы забеспокоились, забегали. А кому хочется портить аттестат из-за какой-то дуры. Но директор нам прямо сказала: «Где я вам возьму другого историка? Сейчас никто в школе работать не хочет. Мне легче всех вас выгнать, чем одного учителя».
– Не в учителях дело, – решительно возразил Андрюха. – У нас, например, нормальная «историчка» была: преподавала всё как положено. Но о войне в Испании даже полусловом не обмолвилась. Потому что этого нет в школьной программе.
– Хорошо, – Грис демонстративно откинулся на спинку стула. – Тогда объясните мне, неучу, популярно: кто там с кем воевал и ради чего?
В жизни каждого человека встречаются люди, которые навсегда оставляют отпечаток в его памяти своими поступками, и о них хочется написать. Одни становятся друзьями, другие просто знакомыми. А если ты еще половину жизни отдал Флоту, то тебе она будет близка и понятна. Эта книга о таких людях и о забавных случаях, произошедших с ними. Да и сам автор расскажет о своих приключениях. Вся книга основана на реальных событиях. Имена и фамилии действующих героев изменены.
С Владимиром мы познакомились в Мурманске. Он ехал в автобусе, с большим рюкзаком и… босой. Люди с интересом поглядывали на необычного пассажира, но начать разговор не решались. Мы первыми нарушили молчание: «Простите, а это Вы, тот самый путешественник, который путешествует без обуви?». Он для верности оглядел себя и утвердительно кивнул: «Да, это я». Поразили его глаза и улыбка, очень добрые, будто взглянул на тебя ангел с иконы… Панфилова Екатерина, редактор.
«В этой книге я не пытаюсь ставить вопрос о том, что такое лирика вообще, просто стихи, душа и струны. Не стоит делить жизнь только на две части».
Пьесы о любви, о последствиях войны, о невозможности чувств в обычной жизни, у которой несправедливые правила и нормы. В пьесах есть элементы мистики, в рассказах — фантастики. Противопоказано всем, кто любит смотреть телевизор. Только для любителей театра и слова.
«Неконтролируемая мысль» — это сборник стихотворений и поэм о бытие, жизни и окружающем мире, содержащий в себе 51 поэтическое произведение. В каждом стихотворении заложена частица автора, которая очень точно передает состояние его души в момент написания конкретного стихотворения. Стихотворение — зеркало души, поэтому каждая его строка даёт читателю возможность понять душевное состояние поэта.
Спасение духовности в человеке и обществе, сохранение нравственной памяти народа, без которой не может быть национального и просто человеческого достоинства, — главная идея романа уральской писательницы.