…А вослед ему мертвый пес: По всему свету за бродячими собаками - [49]

Так и дама-богачка, извлекая изо рта рыбью кость, застрявшую между зубами, — остаток блюда, столь красноречиво демонстрирующего превосходство тайской кухни, до того изумительного, что даже аналитик на время замолчал, чтобы полнее насладиться, — итак, дама, не преминув высказать все, что положено, в похвалу благородному пристрастию подавляющего большинства мусульман к миру, предупредила, что мы рискуем, забредая, пусть даже при свете дня, в те части города, где они обосновались. Мы-то к тому времени уже успели убедиться, что никакой опасности нет и в помине, по крайней мере для иностранцев. Но даже тайскому аналитику, горячему стороннику примирения, не всегда удается воздержаться от замечаний, выдающих задние мысли не столь благовидного свойства. Так, увидев девушек под покрывалами, вероятно лицеисток, обновляющих свежей краской белую разделительную линию на тротуаре — дело происходило в пору школьных каникул, — он обронил, что мол, это безобидное занятие «по крайней мере мешает им делать глупости».

Как-то после полудня мы зашли в ограду Ват Путтхапум, пожалуй, одного из самых крупных буддийских святилищ Ялы, нас заинтриговало исключительное обилие собак близ этого храма. Группа монахов и послушников, отличимых друг от друга по цвету одежд, попивая чай и пожевывая бетель, сидела в тени баньяна, его воздушные корни висели над их головами. Из соседнего здания доносился хор женских голосов, кроны деревьев, которых здесь было множество, звенели от птичьего пения, второй хор по звучности не уступал первому: если в атмосфере остального города ощущалась напряженность, в обычное время ему несвойственная, легко было заметить, насколько этот уголок уберегся от общей участи. Среди желто-оранжевых, так называемого шафранного цвета одеяний выделялась черная футболка, туго облегающая атлетический торс молодого человека, «этнического китайца», как выражаются в Юго-Восточной Азии, практикующего монашество с перерывами (такое возможно), в настоящий момент, как он нам объяснил, не вдаваясь в излишние подробности, он занимается «бизнесом», видимо, в области спортивных пари. Короче, букмекер. Энди — он пожелал, чтобы его называли так, — кроме прочего, наверняка поддерживал тесную связь с полицией или армией, порукой тому служил уоки-токи, которым он был экипирован, кстати, при его посредстве некий осведомитель в нашем присутствии сообщил ему, что в телефонной будке соседнего селения только что взорвалась бомба. Нет сомнения, что, когда у него оставалось свободное время, Энди наряду с деятельностью букмекера вносил свою лепту в обеспечение безопасности Ват Путтхапум. Он дал нам номер своего мобильника и посоветовал никогда не пускаться в дорогу, прежде не посоветовавшись с ним насчет маршрута. Хотя он, разумеется, разделял мнение тех, кто утверждает, что мусульманское население в общей массе лояльно к властям, его встревожил наш замысел отправиться на побережье возле Паттани: он сказал, что этот сектор небезопасен, ведь там живут мусульмане.

«Буддизм, — настаивал Энди, — религия более терпимая, чем ислам», впрочем, по этому пункту у нас не нашлось особых возражений.

Поняв, что я проявляю интерес к собакам, — Энди считал, что на территории храма и в его окрестностях их обитает около сотни, причем они делятся на пять или шесть явно конкурирующих групп, — он добавил, хотя об этом я его не спрашивал, что мусульмане собак не любят, они их бьют и травят ядом, по ту сторону железной дороги мы не увидим в Яле собак, там только овцы и козы. Тут его уоки-токи снова затарахтел.

В тот момент, когда мы подошли к ограде храма с обратной стороны, две женщины, мчавшиеся на мотоцикле, резко тормознули перед воротами, одна соскочила (другая, та, что вела машину, ждала, мотор работал) и положила на тротуар пакет, но не пластида или другой какой-нибудь взрывчатки, а корма, причем лучшего. Для собак.

26

До половины шестого вечера оставалось несколько минут, тени от зарослей спинифекса, все удлиняясь, делали равнину рябой, поскольку солнце уже приближалось к горизонту, когда тепловоз, идущий из Сиднея в Брокен-Хилл, сбил теленка. Некоторые пассажиры за несколько секунд до наезда уже заметили стадо, бегущее не вдоль полотна, что было бы для этих животных куда предпочтительнее, а под острым углом к железнодорожным путям; поскольку ни поезд, ни коровы скорости не сбавляли, столкновение становилось неотвратимым. Машинист это и сам сообразил, но слишком поздно, когда первые парнокопытные уже мчались галопом через рельсы. Он нажал на тормоза, но поезд с жутким скрежетом еще проехал несколько сотен метров, щебень градом летел из-под колес, колотя по днищам вагонов. Затем удар, теленок падает замертво, по крайней мере именно это заключение можно сделать, судя по беспорядочной суете, поднявшейся среди персонала. Для австралийцев — по крайней мере тех, что были пассажирами поезда, — наезд какого бы то ни было транспорта на животных событие столь частое, что ни один из них не проявил по этому поводу ни удивления, ни досады; причиненная этим случаем задержка в пути, и без того до крайности долгом, также была воспринята как должное. (При последней остановке на вокзале Айвенго, в момент, когда поезд собирался тронуться, одна женщина из группы пассажиров сплошь преклонного возраста уронила на щебень свое обручальное кольцо. Платформа была построена на сваях, щебень под ней бугрился, и вот старики, ползая на четвереньках, искали кольцо у самого вагона, где оно упало, меж тем как оно прокатилось под платформой и замерло с другой ее стороны. В конце концов кто-то его углядел. Но чтобы подобрать его там, требовалось спрыгнуть с платформы, не только высокой, но и огражденной метровой решеткой. Будучи свидетелем этой сцены с самого ее начала, я прикинул, каков должен быть возраст ее участников, и поневоле осознал, что, как бы там ни было, гожусь для исполнения подобного маневра больше, чем любой из них. Но тут же сообразил, что поезд сейчас уйдет без меня, да сверх того испугался, не растрогает ли мой подвиг эту компанию до такой степени, что мне от них потом не отделаться. За несколько секунд, что заняли эти колебания, один из старцев к немалому моему стыду меня опередил: перепрыгнул через поручни, чудом не сломав себе шейку бедра, схватил колечко и, взобравшись назад на платформу, вручил его владелице жестом, полным той воздушной грации, что присуща птицам в пору их брачных игр.)