А ты попробуй - [30]

Протягивая мне билеты, он прищурил глаз и сказал, что посадил меня как можно ближе.

В вагоне меня встретили ледяные взоры и напряженные спины. Период одинокого пенсионера закончился – теперь я был вонючим стариком в грязном макинтоше.

Через некоторое время мужик, сидевший рядом со мной, радостно улыбнулся и спросил:

– Эти девочки – твои подружки?

На нем была нейлоновая рубашка вся в пятнах пота, а с волос чуть ли не капало сало. Мы были притиснуты друг к другу, и все мои попытки освободить между мной и им хоть немного пространства приводили только к тому, что его липкие телеса тут же заполняли промежуток.

– Нет. Не мои подружки, – ответил я.

– Ты иди разговаривать с девочками, правда?

– Нет. Я не разговориваю с девочками.

– Почему?

– Они не друзья.

Мужик смотрел на меня, как на сумасшедшего частично из-за того, что я коверкал английский язык еще хуже, чем он, но в основном потому, что я не собирался общаться с девочками.

– Они не хорошие девочки, – сказал я, надеясь, что достаточно ясно объяснил ситуацию.

– Они красивые девочки, – отвечал он, многозначительно тараща глаза.

– Можете мне поверить, это редкостные бляди.

– Что?

– Плохие девочки. Плохие девочки.

– Плохие девочки – хорошо.

– Нет. Только не эти. Эти плохо.

Он сочувственно покачал головой, видимо все-таки считая меня сумасшедшим.

– Как тебя зовут, дорогой? – спросил он.

– Дэйв.

– Ты откуда?

– Из Англии.

– Ахх. Англия очень хорошо. Ты женатый?

– Нет.

– Чем ты работаешь?

– Студент.

– Ах, очень хорошо.

Тут он иссяк. Повисла неловкая тишина. Надо было задать ему те же вопросы, но у меня не было сил. Тишину нарушил мужик, сидевший напротив – вид у него был такой больной и несчастный, что я боялся до него дотронуться – он наклонился вперед с явным намерением пожать мне руку.

– Привет, – сказал я, слегка передернувшись.

– Добрый день, милый, – отвечал он, сжимая мою ногу. – Как тебя зовут, дорогой?

– Дэйв.

– Ты откуда?

– Из Англии.

– Ахх. Англия очень хорошо. Чем ты работаешь?

– Студент.

– Ты женатый?

– Нет.

– Ах, очень хорошо.

Наконец-то я познакомился с местными жителями. Можно даже назвать это межкультурным обменом – я просто торчу.

* * *

Через несколько часов Лиз, Фи и Каз вышли – я сделал вид, что не заметил. По вагону они двигались медленно и важно, но едва оказавшись на платформе, припустили со всех ног.

Теперь я точно остался один.

Мужик с сальными волосами подался вперед, цокнул языком, щелкнул пальцами и объявил:

– Красивые девочки.

Я вдруг понял, что он хотел сказать. На международном языке липких ебливых мужиков, этот набор жестов означал: жаль, парень, они все равно не для нас.

Я цокнул языком, откинулся назад и пожал плечами.

Он засмеялся и похлопал меня по колену.

Грустно было сознавать, что я так свободно разговариваю на языке липких ебливых мужиков.

Я не из Суррея

Когда поезд подъехал к Удайпуру, в купе кроме меня почти никого не осталось. На платформе было темно и тоже почти пусто. Почти пусто – по индийским стандартам: опустив глаза, можно было рассмотреть несколько дюймов свободной земли, а не только кишащее человечество.

Я вышел на привокзальную площадь, и стал искать такси или рикшу. Несмотря на поздний час, город выглядел оживленным. После прощальной беседы с Лиз я чувствовал себя обязанным посетить в этом городе не только вокзал, но и еще какие-нибудь достопримечательности.

Появился водила и стал затаскивать меня в свою рикшу, но я огрызнулся так резко, что он отстал. Похоже, Джереми был прав, мелькнула у меня мысль, когда говорил, что стоит научиться грубить, и эти люди тут же оставят тебя в покое. И что ты даже не заметишь, как изменился – просто они будут приставать все реже и реже.

Эта мысль наполнила меня радостью, но секунд через тридцать мне стало стыдно, и я снова впал в депрессняк. В моем положении, однако, было очень важно не пасть духом, и я решил выдать себе индульгенцию за этот небольшой грех. Я не собирался торчать в Удайпуре особенно долго. Надо было взять на вокзале комнату отдыха (такие гостиничного типа комнаты есть в Индии на каждой железнодорожной станции), утром сесть на поезд и отправиться в Ахмедабад.

Я вернулся на вокзал и встал в очередь за билетами.

Все билеты во второй класс оказались проданы, и, как часть нервоукрепляющей программы, я разорился на первый. На эти деньги можно было жить четыре дня, зато появился шанс поправить настроение.

Этот подъем длился несколько полноценных секунд, после чего депрессняк навалился снова.

Комната отдыха оказалась весьма аккуратной и чистой, но нагоняла тоску не меньше, чем грязная. Чистота в комнате, пустая кровать рядом, узор на полу, дыра в оконной сетке, собственный рюкзак – все, на что бы я ни посмотрел, словно сговорилось довести меня до хандры.

Тогда я решил написать домой – может это меня взбодрит. Нашел на дне сумки чистые открытки с видами Манали и усадил себя за колченогий столик в углу комнаты.

Дорогие мама и папа,

Удайпур очень интересный и живописный город на юге Раджастана. Я только что приехал и планирую посмотреть завтра отель “Озерный дворец”, где снимали кино про Джеймса Бонда. Лиз покинула меня и теперь с двумя фифами неизвестно где, так что я совсем один и чувствую себя немного подавленно. Живот у меня тоже ведет себя непонятно, боюсь, что могу заболеть, и это будет очень не ко времени, потому что ухаживать за мной теперь некому. Но вы не волнуйтесь. Я уверен, скоро все исправится.