А ты попробуй - [19]

– Хорошо. Мы вместе постараемся быть друг к другу внимательнее.

Эту сентецию вряд ли можно было квалифицировать, как извинение, зато она сопровождалась вполне искренней улыбкой, и я, после короткой консультации с приподнявшимся хуем, решил подписать мирный договор.

Я протянул руку и тоже широко улыбнулся.

– Забыли? – сказал я.

– Забыли.

Она взяла меня за руку.

– Мы связаны друг с другом, так что вполне можем сделать некоторое усилие, – сказал я, легонько сжимая ее пальцы.

– Думаю, можем, – она ответила таким же пожатием.

Косяк еще несколько раз погулял между нами, и все это время мы не расцепляли рук. Вены в моем измученном засухой паху с боевым кличем наполнялись свежей кровью.

Пока она втягивала в себя последнюю порцию дыма, я, наклонившись вперед, гладил ее руку. Так мы и сидели – в мирном молчании разглядывая прекрасный вид, открывавшийся отсюда на Гималаи: буйную зелень долин, в изгибах который прятались рисовые поля, и вздымающиеся на ними громадные снежные пики. Я никогда раньше не видел ничего подобного.

Да – наконец-то – Индия была прекрасна. Я чувствовал, как тугой узел, намертво закрученный у меня в животе, начинает потихоньку ослабевать. Пол и Джеймс были правы. Путешествия – это прекрасно. И трава здесь действительно дешевая.

– Хочешь еще? – я первый нарушил молчание.

– Давай.

Она посмотрела на меня и очень медленно опустила веки.

– Может лучше в комнате?

– Хорошо.

По-прежнему не расцепляя рук, мы побрели в отель.

Она опустилась на кровать, а я запер дверь и задвинул шторы. Потом опустился на койку напротив, и мы долго смотрели друг на друга, сложив губы в блуждающие улыбки.

– Так и будем сидеть целый день? – спросил я. – А то я знаю, чем заняться.

Она недоуменно вздернула брови, но я вместо ответа достал несколько листков рислы. Пока я облизывал и склеивал их вместе, Лиз сидела, откинувшись на спинку кровати. Затем я опустился рядом с ней, вложил готовый косяк ей в руку и достал зажигалку.

– Не соблаговолит ли мадам начать первой?

Она усмехнулась и очень медленно поднесла косяк со рту. Я зажег огонь и дал ей затянуться, млея от того, как сужаются ее глаза. В полной тишине, нарушаемой только потрескиванием сгоравшей травы, мы передавали косяк друг другу. Мир вокруг постепенно растворялся, и оставалось только ее лицо, ее руки и дымок, вьющийся вокруг ее губ.

Когда окурок начал жечь мне пальцы, я погасил его о пол, обнял Лиз за шею и поцеловал в губы. Я чувствовал вкус каждой складки ее рта и каждого бугорка на языке. Контраст между твердыми зубами и мягким ртом казался мне космическим чудом. Поцелуй заполнял вселенную.

Потом она принялась стаскивать с меня одежду, а я с нее, и до нас дошло, что мы еще никогда не заходили так далеко, и мы скатились с кровати, мгновенно разделись и запрыгнули обратно.

Сквозь туман вожделения я заметил, что трусики все еще на ней.

Пока мы покрывали друг друга новыми поцелуями, я попытался исправить положение и незаметно стянуть их с ее попки. В результате то, что было раньше “Мммм” вдруг превратилось в “Нннн”. Пришлось торопиться, чтобы успеть до того, как появится “Не”. В конце концов мои усилия увенчались мерзким звуком рвущейся материи, который мигом разрушил все чары.

– Нет, – сказала она. – Никакого секса.

– Но почему?

Вместо ответа она стала целовать меня с еще большей страстью.

– Никакого секса, – повторила она, вытирая слюну с подбородка.

– Почему? – спросил я, когда нам опять понадобилось перевести дыхание.

Вместо ответа она перевернула меня на спину и исчезла под простыней.

– Я люблю Джеймса, – сказала Лиз, и я ничего не мог на это возразить, потому что губы ее уже сомкнулись вокруг головки моего члена.

* * *

До конца недели мы почти не вылезали из “Радуги”, целыми днями курили, ели, болтали, изредка выползали на улицу и занимались почти-сексом.

Впервые мне нравилось в Индии. Наши флюиды постепенно выздоравливали, и здесь, в маленьком тихом уголке, где мы с Лиз так мирно и спокойно проводили дни, тяготы путешествия уже не казались такими неодолимыми и выматывающими.

Я также без сожаления пересмотрел свое отношение к индийскому йогурту, потому что попробовал “бэнг-лэсси” – напиток, приготовленный из молока, йогурта и смалки. Его можно было заказать прямо в отеле, что было особенно в тему, когда становилось лень сворачивать очередной косяк. Было не очень вкусно на самом деле, но я всей душой полюбил “бэнг-лэсси”, потому что когда надоедает курить траву, самое лучшее – это ее выпить.

* * *

В отеле жило много народу, со всеми можно было покурить, и это место стало нам казаться по-настоящему милым. Мы перезнакомились со всеми, и почти все вечера проводили за полукоматозной игрой в карты, когда главное было не карты, а косяк по кругу и разговоры о путешествиях. Я интересовался картами и травой, а Лиз с унылым энтузиазмом погружалась в философию.

Поразительно, но им не надоедало бесконечно трындеть об ах-Индии. Я не понимал, как тут можно теоретизировать, и кому вообще первому пришла в голову идея объяснять какую угодно страну, но у каждого из них была в запасе своя теория. Лиз, как и следовало ожидать, с жадностью на эти теории набросилась, и мое циничное ко всей этой херне отношение опять стало действовать ей на нервы.