А порою очень грустны - [151]

— Сейчас он спит, — сказал врач. — Можете зайти посмотреть на него, но прошу вас его не беспокоить.

Мадлен вошла в палату одна. Еще до того, как отодвинуть занавеску, которая отгораживала койку, она почувствовала запах табака, шедший от кожи Леонарда. Она решила было, что сейчас увидит его сидящим в постели и курящим, но обнаружила человека, который не был похож ни на Леонарда эксцентричного, безумного, ни на потрясенного, ушедшего в себя: ни мании, ни депрессии, просто неподвижная жертва аварии. К руке его шла трубка с внутривенным раствором. Лицо распухло с правой стороны; рассеченная верхняя губа зашита, багровая ткань вокруг начинала запекаться. Врач не велел ей будить Леонарда, однако она наклонилась над ним и осторожно приподняла его верхнюю губу. То, что она увидела, заставило ее ахнуть: оба передних зуба треснули от самого корня. За дырой поблескивал розовый язык.

Полностью выяснить, что произошло, так и не удалось. Леонард был слишком не в себе, чтобы вспомнить последние тридцать шесть часов. Из «Казино де Монте-Карло» он отправился в ресторан, где ужинали швейцарские банкиры. Денег у него не было, однако он убедил их, что знает простой и безопасный метод подсчета карт. После ужина они отвезли его в казино «Левс», американизированное заведение, и дали ему денег на разживу. Выигрыш они договорились поделить пополам. На этот раз игра у Леонарда поначалу шла хорошо — то ли расчет помог, то ли повезло. Какое-то время ему сопутствовала удача. Скоро он выиграл тысячу долларов. С этого момента вечер проходил более бурно. Уйдя из казино, они отправились по барам. Подруги банкиров по-прежнему были с ними, а может, ушли. А может, к тому времени он был уже с другой группой банкиров. В какой-то момент он вернулся в «Левс». Там дилер пользовался всего одной колодой. Несмотря на манию, а может, благодаря ей Леонарду удавалось вести счет картам и держать все в голове. Однако он, видимо, не очень хорошо скрывал свои намерения. Спустя час явился распорядитель и вышвырнул Леонарда из казино, предупредив его, чтобы ни в коем случае не возвращался. К этому времени Леонард выиграл уже почти две тысячи долларов. И дальше он ничего не мог вспомнить. Остаток истории Мадлен восстановила по полицейским протоколам. После того как его в последний раз вышвырнули из «Левс», Леонарда видели в некоем «заведении» в том же районе. На следующий день он оказался в «Отель де Пари» с группой каких-то людей — то ли швейцарских банкиров, то ли нет. В какой-то момент, когда они выпивали в своих номерах, расположенных по соседству, Леонард поспорил, что перепрыгнет с одного балкона на соседний. К счастью, номера были на втором этаже. Для этого он снял ботинки, но перепрыгнуть ему не удалось. Он поскользнулся, ударился щекой и ртом о балконные перила и упал на землю. Окровавленный, полуобезумевший, он побрел по пляжу. Был момент, когда он снял рубашку и отправился поплавать. Полиция забрала его, когда он вылез из моря и попытался снова войти в отель.

Французский антипсихотик действительно оказался чудодейственным средством. Не прошло и двух дней, как сознание Леонарда снова прояснилось. Он был до того полон раскаяния, до того ужасался своему поведению и попытке изменить дозировку лекарства, что во время посещений все время либо извинялся перед Мадлен, либо сидел, онемев от стыда. Она говорила ему, чтобы не думал об этом. Говорила, что он не виноват.

Все время, пока Филлида была в Монако, с момента своего приезда до момента, когда неделю спустя уехала, она ни разу не сказала: «Я же тебе говорила». За это Мадлен прониклась к матери любовью. Она удивилась, увидев, как Филлида искушена в житейских делах, как она не потеряла невозмутимости, когда выяснилось, что за «заведение» посетил Леонард. Когда Мадлен узнала об этом, дело снова дошло до слез. Но Филлида с мрачным юмором сказала: «Если это — единственное, о чем тебе придется беспокоиться в браке, будем считать, что тебе повезло». Еще она сказала, проявив человечность: «Мадди, он же был не в себе. Ты должна об этом забыть. Просто забудь и смотри в будущее». Мадлен поразило, что Филлида говорит, основываясь на личном опыте, что в браке ее родителей были осложнения, о которых она и не подозревала.

И все же визиты Филлиды в больничную палату вызывали неловкость. Они с Леонардом были едва знакомы. Как только Леонард оказался вне опасности, она улетела домой, в Нью-Джерси, чтобы подготовить дом к будущему приезду Мадлен с Леонардом.

Мадлен осталась жить в отеле. Делать ей было нечего, разве что смотреть французские передачи по двум каналам, которые принимал телевизор в ее номере, в казино она твердо решила больше не ходить, поэтому проводила много времени в Musée Océanographique.[34] Сидя в зале с подсветкой из-под воды, наблюдая за тем, как морские существа скользят по своим аквариумам, она успокаивалась. Поначалу она ела в одиночестве, в столовой отеля, но своим присутствием привлекала слишком много мужского внимания. Поэтому стала заказывать ужин в номер, выпивая при этом больше вина, чем привыкла.

У нее было ощущение, будто она за две недели постарела на двадцать лет. Она уже не была новобрачной, да и молодой женщиной тоже.