А порою очень грустны - [137]

Таких обоев, как у нее, не было ни у кого. Потому-то Мадлен, подрастая на Уилсон-лейн, и не сменила их.

Теперь они выгорели от солнца и отклеились по швам. В том месте, где был изображен пастушок в Люксембургском саду, появились желтые пятна — там протекла крыша. Сам по себе переезд домой к родителям и без того казался чем-то регрессивным, а от пробуждения в старой спальне, в окружении картинок из детской книжки, она и вовсе почувствовала себя маленькой. Поэтому Мадлен поступила в высшей степени по-взрослому, насколько это было возможно в данный момент: потянулась левой рукой, той, на которой было золотое обручальное кольцо, к другой половине постели и похлопала по ней — узнать, лежит ли ее муж рядом.

В последнее время Леонард укладывался в постель в час или два ночи. Впрочем, ему было трудно засыпать в двуспальной кровати — опять началась бессонница, — и он часто перебирался в одну из спален для гостей, где, видимо, и был сейчас. Место рядом с ней было пусто.

Мадлен с Леонардом жили у ее родителей — им некуда было деться. Стипендия Леонарда закончилась в апреле, за неделю до свадьбы. Они договорились о том, чтобы снять на лето квартиру в Провинстауне, но после того, как в начале мая Леонард попал в больницу в Монте-Карло, им пришлось отказаться от этого жилья. Две недели спустя, вернувшись в Штаты, Мадлен с Леонардом переехали в Приттибрук, где было тихо и спокойно, так что Леонард мог восстанавливаться, а кроме того, оттуда рукой подать до лучших психиатрических клиник Филадельфии и Нью-Йорка. И еще: базируясь в Приттибруке, можно было начинать поиски квартиры в Манхэттене. В середине апреля, пока Мадлен совершала свадебное путешествие по Европе, письма от приемных комиссий перекочевали по почте: из Пилгрим-Лейк в дом на Уилсон-лейн. Из Гарварда и Чикаго пришли отказы, но в Колумбийский и в Йельский университеты ее приняли. Поскольку Йель отказал ей год назад, Мадлен приятно было ответить ему тем же. Она не хотела жить в Нью-Хейвене; она хотела жить в Нью-Йорке. Чем скорее они с Леонардом найдут там жилье, тем скорее начнут заново обустраивать свою жизнь — и свой восьминедельный брак.

С этой мыслью Мадлен вылезла из постели, чтобы позвонить Келли Троб. Она пользовалась телефоном в кабинете Олтона наверху, в маленькой бежевой комнате, захламленной и одновременно чрезвычайно упорядоченной, с видом на садик внизу. В комнате висел запах, похожий на отцовский, особенно теперь, когда стояла июньская влажная погода, и ей не хотелось задерживаться тут надолго; ощущение было почти такое, будто прижимаешься носом к старому халату Олтона. Набирая рабочий номер Келли, Мадлен смотрела вниз, на садовника, который обрызгивал куст из бутылки с чем-то, по цвету напоминавшим чай.

Секретарша в офисе Келли сказала, что «мисс Троб» говорит по другому телефону, и спросила, не хочет ли Мадлен подождать, не вешая трубку. Мадлен согласилась.

Год, прошедший с их выпуска, пока Мадлен жила на Кейпе, Келли без особого успеха гонялась за артистической карьерой. Ей досталась маленькая роль в новой одноактной постановке, которая шла всего одни выходные в церковном подвале в «Адовой кухне», да еще она играла в представлении под открытым небом, устроенном каким-то норвежским художником, которое включало в себя полуобнаженные сцены и не принесло никаких денег. Чтобы зарабатывать на жизнь, Келли пошла работать к своему отцу, в риелторскую контору в Верхнем Ист-Сайде. График был гибкий, платили неплохо, и у нее оставалось много времени на прослушивания. Вот так она стала человеком, которому следует звонить в первую очередь, если ищешь квартиру рядом с Колумбийским.

Прошла еще минута, и в трубке раздался голос Келли.

— Это я, — сказала Мадлен.

— Мадди, привет! Рада, что ты позвонила.

— Я каждый день звоню.

— Ну да, но сегодня у меня есть кое-что подходящее для тебя. Готова? «Риверсайд-драйв. Довоенная постройка, одна спальня. Вид на Гудзон. Кабинет — потенциальная спальня. Свободна с первого августа». Надо сегодня приехать посмотреть, иначе уйдет.

— Сегодня? — с сомнением переспросила Мадлен.

— Она не из моего списка. Я взяла с агента слово, чтобы до завтра никому не показывали.

Мадлен не была уверена, сможет ли приехать. На прошлой неделе она уже трижды ездила в город в поисках квартиры. Поскольку Леонарда лучше не оставлять одного, каждый раз ей приходилось просить Филлиду побыть с ним. Филлида утверждала, что ей не трудно, однако Мадлен понимала, что мать нервничает.

С другой стороны, квартира, судя по описанию, идеальная.

— Какая там улица пересекает? — спросила она.

— Семьдесят седьмая, — ответила Келли. — До Сентрал-парк пять кварталов. До Колумбийского пять остановок. И до Пенсильванского вокзала недалеко, ты же говорила, что это важно.

— Прекрасно.

— Плюс, если приедешь сегодня, мы с тобой можем пойти на вечеринку.

— На вечеринку? Помню-помню такие.

— Это у Дэна Шнайдера. Прямо рядом с моей работой. Ожидается куча народу из Брауна, так что тебе будет с кем пообщаться.

— Сперва надо понять, смогу ли я вообще приехать.

Потенциальное препятствие не было тайной для Келли. Через секунду она спросила приглушенным голосом: