А. Покровский и братья. В море, на суше и выше!… - 2 - [8]

– А чего плакать-то?

– Потому что лежу и думаю: вот помру, как последний засранец, с голой жопой. Придут, найдут. Стыдно. Слезы от обиды по щекам так и текут. Еле очухался.

На следующий день.

– Е-мое! – опять Витя.

Кают-компания: «Ну?»

– Вчера сидел у себя в гальюне.

– Ну?

– Читал газетку, а после окончания процедуры, не поворачивая головы, потому что статья интересная попалась, правую руку за спину и вверх к висящей ручке бачка. А бачок старый, чугунный.

– Ну?

– Я в задумчивости резко ручку дергаю вниз, и вместе с шумом устремившейся сверху воды на меня летит крышка бачка – и по затылку.

Очнулся через час. Лежу на полу, половина туловища в коридоре, другая половина в гальюне, трусы на щиколотках, рядом чугунная крышка бачка.

Боль и счастливое ощущение от того, что все важные органы целы…

ЧЕСТЬ

Не знаю, что у нас творится с воинской честью.

То есть, то, что ее надо отдавать – для чего все и призваны – у меня, как раз, возражения не вызывает. Просто, когда дело доходит до того, что ее уже надо отдавать, то тут я начинаю думать: зачем это все, и почему это так у нас?

Вот глядите: едет волга с командующим и нагоняет она лейтенанта, бредущего по дороге.

То есть, оба движутся на службу, где они преданы одному и тому же делу, служению они преданы, или я что-то не понимаю.

И вот, командующий, наезжая на лейтенанта со стороны его спины, а потом и обгоняя его, вдруг замечает, что тот его не приветствует, не отдает ему, сидящему в волге, честь.

А как ему отдать честь? Спиной что ли?

То есть, лейтенант должен каждый раз вздрагивать и коситься назад, идя вперед, и следить он должен, чтоб адмирала не проворонить, остановиться, развернуться и, приняв среди клубов пыли, поднятой проезжающей волгой, строевую стойку – апч-хи, ет-твою-мать! – отдать честь?

Конечно, лейтенант не отдает честь, прежде всего потому, что он, идя, думает про себя о всякой ерунде.

А командующий вдруг разворачивается на этой своей волге и едет навстречу лейтенанту и его воинскому долгу, и тот в один миг соображает, что это на него охота начинается, и он дергает вверх и в сторону, бегом между домами прятаться, а командующий, через дворы, давя кошек, ему наперерез.

В общем, не поймал он лейтенанта.

А как вам это? Едет генерал на службу на машине, а офицеров везут на автобусе. Так вот: тот автобус останавливается, офицеры из него выходят по любой погоде, строятся и… отдают честь проезжающему в машине генералу, и только он проехал, как они опять лезут в автобус и едут дальше на службу.

Не хуй ли знает это что?

Вот и я так думаю.

Поэтому когда меня, капитана третьего ранга, из кустов вылезая, ловит скрытый офицерский патруль, состоящий из двух капдва, который говорит при этом: «Почему вы не отдаете честь?» – то я немедленно знаками, всем свои видом и жестами показываю им, что я немой.

Ну, не могу я говорить от природы!

Я им и рот открываю, показываю, что, мол, рад бы ответить им на вопрос почему я не отдаю им честь, но природа распорядилась так, что я, вот, немой.

– Ты гляди! – говорят они друг другу.

У меня есть приятель, сосед дебил, и от него я научился некоторым выражениям лица. Я их немедленно применяю.

– Вот ведь штука какая?!! – все не унимаются они, все не верят, но я им и на пальцах, и лицом все рассказываю и рассказываю про свою жизнь.

– Ладно, идите! – говорят они мне, и я отхожу от них. Видели бы вы, как я это делаю.

У меня есть еще один приятель, с детства больной церебральным параличом. Некоторые движения у меня от него – не отличить.

– Ой, блядь! – слышу я себе в спину, а сам думаю: «Ну, еще бы!»

ЗАДАЧА

– Внимание!

Старшина класса изобразил внимание. Задачу ставил сам зам начальника училища, истоптанный, как жизнь, или как старые домашние тапочки. Кажется, от него даже запах исходит, как от этих самых тапочек.

Старшина втянул в себя воздух – точно, запах.

– Внимание!

Да! Выражение лица у старшины теперь стало точь-в-точь, как у китайца, который неделю слушал пение влюбленных жаб.

– Силами вверенного вам подразделения разровнять все кучи.

Старшина огляделся. На площади сто на сорок пять метров самосвалы насыпали невероятное количество куч земли, а у него двадцать человек курсантов пятого курса и четырнадцать лопат, не считая шести грабель – это на полгода работы. До выпуска полтора месяца, время – май, погода – супер.

Как только зам начальника училища исчез, старшина стал думать.

Думал он ровно две секунды. Пятый курс – это же в прошлом высшая математика, теория вероятности, теория игр. Две секунды ему хватило.

За забор был отправлен курсант.

Через двадцать минут он вернулся. Еще через десять минут курсанты по команде старшины сняли два пролета забора и на территорию училища, тщательно охраняемую от посторонних глаз, въехал новенький японский бульдозер – высота ковша один и семь десятых метра.

Через сорок минут планета была выровнена.

Старшина и бульдозерист пожали друг другу руку через бутылку водки.

После чего осталось только окунуть лопаты в грунт, чтоб следы земли на них остались, и испачкать таким же образом грабли.

Потом все сели курить в тенечке, погода – супер.

А зам начальника училища получил столбняк.