А отличники сдохли первыми.. - [68]
Угол кардиологического корпуса и забор, за которым залёг кадет, испещрили многочисленные ответные выстрелы. Очереди и одиночные — поредевшая толпа прижимала нас в укрытия, гневно сквернословя. Особенно выделялись гнусавые ломкие голоса тех, кто пострадал от диверсии пленного.
— Сука! На, бля! Валите пидоров! А-кха! А-чха!!!
Со стороны забора вокруг детских отделений тоже открыли огонь — прямиком в тыл диверсантам-неудачникам. Сдавленные крики раненых сообщили нам о том, что и те пули достали пару-тройку целей.
Судя по возне, подстреленная группа, продолжая яростно материться, попрыгала обратно через ограду во дворик, скрываясь от огня со стороны охранных постов. И двинулись в нашем направлении. Продолжая палить по нашим укрытиям, они не давали нам высунуться.
В коротких перерывах между приближающимися выстрелами послышалось угрюмое рычание и шелест множества ног по прошлогодней листве. Мат невидимых за углом гопников сменился воплями ужаса и боли. Выстрелы не останавливались, но пули перестали врезаться в наши с Егором укрытия.
Я выглянул одним глазом за угол. Так и есть — толпа жор вскачь пересекла пустое пространство между инфекционным корпусом и толпой атакующих. И обрушилась на тех троих, чьи лица были испачканы зарезанным кадетом. Похоже, это были какие-то специи или душистый молотый перец.
Истерично вопя ломающимися голосами, перчёная гопота мигом лишилась лиц и потонула под волной голодных заражённых. Остальные пытались перестрелять наступающих жор, но их усилия даже не останавливали поток тел, покрывающий агонизирующих товарищей тройным слоем.
— Мочи, Егорыч! — Я выпрыгнул из-за угла и в сопровождении возобновившейся стрельбы «калаша», побежал к остаткам диверсионной группы с косой наперевес.
Ближайший ко мне низкорослый гопник успел оглянуться на мой топот. И тут же рухнул, подрубленный ударом серпа по ногам. Обратным движением я воткнул ему конец черенка в раскрытый орущий рот и метнулся вперёд ногами, опираясь на древко, как прыгун с шестом.
Под хруст ломающихся зубов, раздавленной глотки и выскакивающей из пазов челюсти, я врезался ногами в спину следующего противника. Он отлетел мордой вперёд прямо на извивающуюся кучу из урчащих голодных тел. Жорам, которые покрывали кучу сверху, очевидно, показалось, что он претендует на их добычу, раз так резко их толкнул. И они немедленно среагировали на его падение тем, что начали покрывать его серией тычков и ударов по всем частям тела, до которых дотягивались. Пара худощавых кулаков немедленно врезалась ему в глаза, какая-то босая нога из кучи пнула его аккурат между ног. В итоге тело несчастного быстро было сброшено с кучи и конвульсивно свернулось в позу эмбриона от боли.
В это время очереди Егора с чавканьем пробили навылет пару тел по обе стороны от меня. Стоячих противников рядом со мной больше не было. Услышав, как Егор меняет магазин, я огляделся и заметил рядом с собой скрючившееся тело в чёрной шинели.
— Горян? — В ответ на мой вопрос тело открыло глаза и удивлённо подняло брови на сморщенном от боли лице.
Я схватил его за шкирку и потащил прочь от шевелящейся кучи голодных тварей. Её уже начали слепо обходить те, кому так и не удалось дотянуться до пряной плоти гопников.
— Ну давай… Жг'и уже меня, тваг'ь… Куда тащишь… — Прижимая руки к израненному животу слабо простонал кадет, глядя на меня
— Успею ещё… — Задыхаясь от усилий, я продолжал переть его к укрытию, за которым лежал Егор. — Но другим я тебя точно сожрать не дам…
Ефрейтор присмотрелся к моим действиям и быстро понял, что к чему. Встав из-за ограды, он начал методично отстреливать ковыляющих в мою сторону жор одиночными выстрелами. Редко расходуя больше чем один патрон на то, чтобы вышибить мозг из очередного несчастного голодающего.
— Можешь сказать своим, чтоб по нам не херачили? — Заорал я Егору, подтащив раненого к ограде. Пора было проследовать под защиту стен детских корпусов. Но если мы сейчас приблизимся к охранным постам на стенах — они точно откроют огонь и по нам.
— Кир! Егор! Ко мне! Сюда! — Не дав ответить ефрейтору, со стороны стен раздался знакомый крик сержанта. — Не стрелять! Не стрелять!
Я взвалил тело кадета на плечо и мы побежали на голос. Оказавшись у стены, мы увидели открывшийся в обитой фанерой ограде лаз, и Егор нырнул туда первым.
Пропустив его, я подал в лаз стонущего раненого.
— Ага, всё-таки взяли этого козла! — По ту сторону изгороди послышался торжествующий возглас сержанта, увидевшего, кого именно я им подсовываю.
— Заткнись и помогай! — Зашипел на него голос Егора, принимающего тело у меня из рук. — Он грёбанный герой, а не козёл!
— Всмысле?
— Ты чё не слышал, как он тревогу пытался поднять?!
— Не, я корпусе был… Пока стрельба не началась…
— Ну и заткнись тогда! — Нарушая все приличия и субординацию, Егор продолжал тащить к себе парня в окровавленной шинели, закинув автомат на спину. — Меди-и-ик!!!
Протискиваясь в узкий лаз следом за ними, я увидел, как к нам подбегает парочка заспанного вида девчушек в белых халатах поверх шинелей. Уложив раненого на прихваченные с собой носилки, они без разговоров потащили его обратно к зданию.
Карта реки — есть. Яхта — есть. Космонавт — спасён. Если Кит не обманет — будет и топливо и провизия. Вот только… Зачем это всё, если через пару лет Алина превратится в бессмысленную вечноголодную тварь? Или того похуже… Выживу я или нет, но она, похоже, обречена. Или с этим всё-таки можно что-то сделать? .
Уходит в прошлое царствование императора Александра Первого. Эпоха героев сменяется свинцовым временем преданных. Генералу Мадатову, герою войны с Наполеоном, человеку отчаянной храбрости, выдающемуся военачальнику и стратегу, приходится покинуть Кавказ. Но он все еще нужен Российской империи. Теперь его место – на Балканах. В тех самых местах, где когда-то гусарский офицер Мадатов впервые показал себя храбрейшим из храбрых. Теперь генералу Мадатову предстоит повернуть ход Турецкой войны… Четвертая, заключительная книга исторической эпопеи Владимира Соболя «Воздаяние храбрости».
Трудно представить, до какой низости может дойти тот, кого теперь принято называть «авторитетом». Уверенный в безнаказанности, он изощренно жестоко мстит судье, упрятавшей на несколько дней его сына-насильника в следственный изолятор.В неравном единоборстве доведенной до отчаяния судьи и ее неуязвимого и всесильного противника раскрывается куда более трагическая история — судьба бывших офицеров-спецназовцев…
открыть Европейский вид человечества составляет в наши дни уже менее девятой населения Земли. В таком значительном преобладании прочих рас и быстроте убывания, нравственного вырождения, малого воспроизводства и растущего захвата генов чужаками европейскую породу можно справедливо считать вошедшею в состояние глубокого упадка. Приняв же во внимание, что Белые женщины детородного возраста насчитывают по щедрым меркам лишь одну пятидесятую мирового населения, а чадолюбивые среди них — и просто крупицы, нашу расу нужно трезво видеть как твёрдо вставшую на путь вымирания, а в условиях несбавляемого напора Третьего мира — близкую к исчезновению.
Денис Гребски (в недавнем прошлом — Денис Гребенщиков), американский журналист и автор модных детективов, после убийства своей знакомой Зои Рафалович невольно становится главным участником загадочных и кровавых событий, разворачивающихся на территории нескольких государств. В центре внимания преступных группировок, а также известных политиков оказывается компромат, который может кардинально повлиять на исход президентских выборов.
Призраки прошлого не отпускают его, даже когда он сам уже практически мёртв. Его душа погибла, но тело жаждет расставить точки над "i". Всем воздастся за все их грехи. Он станет орудием отмщения, заставит вспомнить самые яркие кошмары, не упустит никого. Весь мир криминала знает его как Дарующего Смерть — убийцу, что готов настичь любого. И не важно, сколько вокруг охраны. Он пройдёт сквозь неё и убьёт тебя, если ты попал в его список. Содержит нецензурную брань.
Название романа отражает перемену в направлении развития земной цивилизации в связи с созданием нового доминантного эгрегора. События, уже описанные в романе, являются реально произошедшими. Частично они носят вариантный характер. Те события, которые ждут описания — полностью вариантны. Не вымышлены, а именно вариантны. Поэтому даже их нельзя причислить к жанру фантастики Чистую фантастику я не пишу. В первой книге почти вся вторая часть является попытками философских размышлений.