А началось с ничего... - [2]

Повесть, безусловно, найдет дорогу к читателю.

МИХАИЛ АНОШКИН

1

Школа-восьмилетка стояла через улицу от железной дороги, и в окна хорошо было видно, что везут поезда. А везли они на запад — войну, на восток — порожняк для нее. Каждые десять минут — эшелон. Время такое было: все для фронта, все для победы.

В старших классах сиротели парты. Девчонки — те еще держались, мальчишек отсеивала нужда. С весенних каникул в восьмой «А» вернулись только четверо: Сережка Демарев, Петька, Герка Волох и Витька Подкопайчик. Сидят, скучают по одному на ряду.

Сережке жарко. Серый суконный френч военного покроя туго перетянут настоящим офицерским ремнем. Отец где-то достал. Ничего не жалеет для него отец. Попросил армейские брюки-галифе с хромовыми сапогами — на, сынок, учись только хорошенько. Да разве пойдут на ум всякие-разные анатомии, когда на дворе теплынь и воробьи поют, когда на западе его ровесники вовсю воюют и каждые десять минут идут в ту сторону воинские эшелоны с танками, пушками, молодыми солдатами. Так бы и запрыгнул на ходу к ним в вагон. Надел же отец буденовку в свое время семнадцати лет от роду.

Задребезжали окна. Два паровоза, как два сытых вороных коня, запряженных цугом, мчали зачехленный состав. И завитки дыма, будто хлопья пены со взмыленных конских крупов, ударялись о брезент, падали под колеса.

— «Катюши» едут!

— Гли-ка, «Катюши»!

Все повставали, завытягивались. Герка Волох влез с ногами на парту, поймался за косяки, прильнул лбом к стеклу, вот-вот выдавит.

— Зараз воны хрицам покажуть хенде хох, вафен хин леген.

Учительница постукала указкой:

— Успокоились. Ну-ка, успокоились! Мальчики. Девочки! Да что это такое? Воинских эшелонов за три года не насмотрелись? Волох! Сядьте, пожалуйста.

Какой там «сядьте», если Геркина Жмеринка все еще под «хвашистом» и отец с матерью в партизанах.

— Волох! Вы что, не слышите?

Не слышит Волох. Сергей дерг-дерг его за штанину.

— Тебе говорят.

— Що?

— Нищо, та й що що-то. Урок идет.

— А-а.

Герка нехотя опустился, вытер залатанным рукавом следы с парты, притих, слушая, как выговаривают колеса воинского эшелона с «Катюшами»: пере-мена, пере-мена, пере-мена.

— Займемся повторением. Напоминаю: нынче вы сдаете зоологию за шестой-седьмой классы. В прошлом году ведь у вас не было по ней экзаменов, перенесли в связи со смертью преподавателя.

Ольга Петровна раскрыла журнал, обмакнула перо и медленно ведет им над списком сверху вниз. Все притихли: любого может спросить.

— Колесов.

Петька вскочил, будто учительница кольнула не клеточку против его фамилии, а его самого.

— Что Колесов?

— Отвечать.

— Так в прошлый раз же выжи… вызывали.

— И еще вызову. Оценочки-то у тебя не блещут: «три», «два», «три». К доске, пожалуйста. Органы пищеварения коровы.

— Подсказывайте, — шепнул Петька и запродирался между пустых парт.

Выбрался, топчется возле стола, водит глазами по рядам, не подсказывает ли кто. Нет, самому начинать надо с чего-то.

— Ну…

— Ну? — подбадривает его Ольга Петровна.

— Ну, пищеварительные коровы… органы коровы состоят из этих… зубов, значит… языка. Ну, слюнных железов… Железей…

— Желёз, Колесов, — сдержав улыбку, поправила учительница.

— Желёз, — старательно повторил Петька. — Потом пища попадает в прямую кишку и выбрасывается наружу.

Ольга Петровна дернула бровью:

— Как? Сразу и наружу? А сычуг?

— Я говорил.

— Хорошо, допустим. Из чего еще состоят пищеварительные органы коровы?

Петька потупился: а кто их знает, из чего они состоят.

— Из кишков.

— Правильно, из кишок. Из каких? Не тяни, не тяни, Колесов. Ну, что там еще? Рубец, книжка…

— Китрадка.

Девчонки прыснули. Герка поперхнулся смехом и закашлялся. Витька, запрокинув стриженую голову, трахнулся затылком о простенок, очки блеснули под парту, Витек — за ними. Нырнул, шлепает ладошками по полу, ищет. Ольга Петровна шипит: не уйми — до конца урока прохохочут.

А Петька посматривает себе с ухмылочкой в окошко, пошмыгивает носом. И вдруг затих, вытянул тонкую шею — все жилы на счету:

— Жмых!

И Петьки как не бывало возле стола, он уже на подоконнике.

— Эй, пацаны, жмых на станции!

Толкнул створки — и вниз. За Петькой — Герка. Витька Подкопайчик с окулярами в кулаке из-под парты да туда же. Еще бы парашюты им — и воздушный десант.

Сергей под шумок тоже с парты на парту на цыпочках — за дверь, по коридору — бегом. Вдогонку ему звонко залаял колокольчик.

* * *

— И ты? — удивился Петька.

— Что я, рыжий? — Сергей перевел дух.

— Так ты ж староста.

— А все равно звонок. Куда это вы?

— За жмыкой. Мабудь, пидсолнечна.

Герка из-под ладони приценился к платформе с желтыми плитами, Витька облизнулся и надел очки. Сергею безразлично: за жмыхом, так за жмыхом. На улице красотища: ручьи, солнышко печет, земля парит, как дородная тетя после бани. В лужицу около завалины забежал воробей и шлепает крылышками по воде.

— Что? Оттаял, птаха-воробей?

Коростель вон пешком на юг удирает, этот патриот и летать умеет, голодно ли, холодно ли — живет, где родился.

— Ты шо, Серега, горобца зроду не бачив, чи шо? Пийшлы, хлопцы, швыдче, бо цей дурень, — Герка показал на паровоз, — вже пшикае.

Жмых охранялся. Он или что поважнее, но пожилой железнодорожник прохаживался взад-вперед вдоль состава. На плече — карабин.