...а мы - с Земли - [2]

Пнув сухую ветку и отследив ее полет, Женя развернулся и вошел в прохладную лабораторию. Солнце слабо пробивалось сквозь толстое потолочное окно, потому что деревья над ним разрослись и пустили густую крону, отбрасывающую плотную тень, а расчищать ее было, во-первых, лень, а во-вторых, он привык работать в умиротворяющем полумраке. Только сейчас расслабиться не получилось, потому что посреди личного неприкосновенного пространства все еще топтался чужак Воля. Более того, воспользовавшись уединением, он подошел к полупрозрачной стене инкубатора и напряженно всматривался вглубь, наивно пытаясь хоть что-нибудь рассмотреть.

Женя сощурил глаза, намереваясь высказать коллеге все, что думает, но некстати в голове раздался очередной настойчивый стук.

— А?! — он принял сигнал и рявкнул вслух так резко и громко, что Воля подпрыгнул от неожиданности и выронил глаз — орган мигом затерялся в траве; обернулся и на всякий случай отошел от инкубатора подальше, к плотно утрамбованной земляной стене, испещренной змеями-корнями.

— Будем через пару минут. Все готово? — дружелюбно поинтересовался кто-то по ту сторону чипа.

— Почти, — выдохнул Женя, лихорадочно сверяясь со временем. Процесс следовало запустить еще минут пять назад. — Понял. Жду, — на ходу прерывая связь, он бросился к инкубатору, настроился на него и взглядом загрузил экран.

Хотелось убивать. Потому что торопиться он не любил так же сильно, как и гостей.

— Что ты делаешь? — воодушевился коллега.

— Не твое дело.

— Ты его извлечешь? Сейчас извлечешь, да?

— Отстань, — Женя быстро подошел к дальней стене и проверил насос. Точнее, наружную его часть, выглядывающую из густо переплетенных корней. Убедившись, что все в порядке, запустил его. По проводам энергия из многовековых деревьев собралась воедино, и лабораторию наполнил тихий гул.

— А дашь мне подержать? Ну можно же? А можно я трансляцию Роме отправлю? Можно-можно-можно, да? — Воля хвостиком ходил следом и одно что на пятки не наступал.

— Не мешай! И никаких трансляций.

— Ну Женя!

— Воля! Или умолкни, или убирайся! — прошипел сквозь зубы, стараясь не отвлекаться от загруженного внутреннего экрана, на котором крупным планом высвечивались текущие показатели состояния плода: пульс, давление, температура тела, мышечная активность. Первые минуты — критические, малейшее замешательство могло привести к фатальному результату. Вот только сосредоточиться в подобных условиях не получалось, что злило невероятно.

— Да-да, конечно. Ты не переживай, я не помешаю. И отвлекать не буду. Ой, смотри, а я его вижу! Какой же он маленький! Ну прелесть же, да, Жень? Ой какая прелесть! — Воля бесцеремонно выдвинулся вперед и присел на корточки перед толстым стеклом, за которым медленно убывала непрозрачная жидкость зеленого цвета. На ее поверхности показалась всего лишь спина и кусок плеча плода, но увиденного оказалось достаточно, чтобы коллега раскрыл рот от восхищения и наконец-то замолчал.

Жидкость быстро исчезла в боковом отверстии, и теперь уже не плод, а скрюченный на дне ребенок вяло пошевелился. Упитанный, на вид здоровый. Сморщенная кожа, редкие волосы на голове, рыжие — феомеланин сделал свое дело. Показатели жизнедеятельности колебались в пределах нормы. Секунды через две в голове раздался щелчок — сигнал, что все прошло успешно. Женя шагнул вперед, ногой оттолкнул притихшего коллегу и осторожно выдвинул переднюю стенку инкубатора. Почти бесшумно она откинулась, и тут же ребенок, впервые почувствовавший кожей прохладный воздух, истошно закричал.

Женя утер пот со лба. Судя по крику, организм получился более чем удачный. Жизнеспособный. Конечно, будущего человека не раз сканировали и проверяли, тестировали и изучали образцы тканей, но невозможно предусмотреть всего.

Другие называли эти минуты чудом. Таинством. Появление на свет нового человека — что может быть прекраснее? Но для Жени подобное происшествие давно стало рутиной. Всего лишь работа. Конкретно этот ребенок — четырнадцатый по счету, а волнение и замирание сердца при извлечении очередного младенца прекратились не то на пятом, не то на шестом ребенке. Привычным движением он натянул перчатку на руку, подхватил новорожденного и пальцем прочистил ему рот; другой рукой взял подготовленное с утра полотенце и ловко обернул верещащее тельце. Пронзительный крик отдавался резью в ушах. От младенца к инкубатору тянулась длинная корявая пуповина, которая автоматически перерезалась, когда полностью пустела изнутри. Вот-вот за ребенком должны были приехать люди из детского центра, и Женя нетерпеливо поглядывал на выход.

Продолжая вопить, младенец приоткрыл затекшие веки.

— Это фантастика! — ахнул под ухом Воля. — Какой цвет… как ты это сделал? Как?

— Я поставил зеленый и карий рецессивными… — не менее зачарованно ответил Женя, а взгляд его, как намагниченный, приковался к глазам новорожденного. Радужка получилась пятнистой, и на расстоянии казалось, что она переливается всеми цветами радуги. Никогда прежде ему не удавалось совместить сразу три цвета, да так, чтобы они все разом проявились — зеленый, голубой и карий.