в уме своем то, до чего еще простолюдины и не пробовали доходить. Но таких людей, нам кажется, еще очень мало, и не они берут верх постоянно в движении умов. Вот что страшно!
И «хозяева» наши, не все, разумеется, одарены тем серьезным государственным смыслом, который обнаруживает А.И. Кошелев, защищая обязательный строй общины. Очень многие предпочли бы свободное батрачество, индивидуализм бедности для более дешевой обработки своих полей. Они думают только о ближайшей, «завтрашней», так сказать, выгоде своей. Они не умеют предвидеть того, что было бы дальше, если бы половина или даже две трети всего крестьянства, распродав участки свои, обратились бы в батраков и бродяг. Вот тогда-то бы настало раздолье агитаторам!..
Будем надеяться, что Россия обойдет как-нибудь по-своему хоть этот подводный камень и, выждав то время, когда Запад совершенно уронит себя в глазах наших образованных, но чем-то ослепленных до сих пор людей, выйдет на свой собственный исторический путь. По нашему мнению, одним из главных призваний славянства должно быть именно постепенное уничтожение в среде своей того свободного индивидуализма, который губит все современные общества… Чтобы выразиться яснее, вообразим себе, рядом с крестьянскими мирами, сравнительно бедными, безграмотными или мало образованными, другие общины, богатые, просвещенные и вместе с тем религиозные; свободно, положим, вначале собравшиеся, но вследствие гнетущей, однако, силы обстоятельств постепенно потом сложившиеся не в простые, обыкновенные ассоциации, подвижные и неосновательные, как и всё собственно нынешнее, а в корпорации обязательные и строгие, напр., как бы вроде монастырей, но с семейным характером. Такие корпорации, богатые и сильные умственно, к тому же либерализму личному вовсе чуждые, могли бы успешно бороться и отстаивать как себя, так и все остальное, носящее на себе печать общинности, против всякого внешнего излишнего давления. Но до этого славяне не дойдут ни посредством съездов или совещаний, ни путем прямых реформ; они могут дойти до этого только дальнейшим горьким опытом, полным разочарованием в европейских идеалах, и вообще, как мы сказали, благодаря гнетущей силе множества обстоятельств… Дай Бог, чтобы наши простые крестьянские общины, сохраняясь до тех пор неприкосновенными, даже и в грубости своей (это гораздо вернее), могли бы послужить началом и первообразом для подобных общин, богатых, развитых и своеобразных.
В заключение приведу здесь замечание одного человека, которого направление с нашим уж, конечно, вовсе не схоже, Эмиля Кастеллара… В журнале «Беседа» (одной редакции с «Русской мыслью») была (если нам не изменяет память) помещена как-то раз одна речь его… Эмиль Кастеллар говорил вообще об «общинах». «Крестьянская община в России, – сказал он, – теснейшим образом связана с самодержавной формой правления этой великой империи».
Я привожу эту цитату, как сказано, на память и прошу извинить меня, если я в чем-нибудь немного ошибся, в каком-нибудь слове или обороте.
Я думаю, что Кастеллар прав. Поземельная и обязательная форма общины связана с самодержавной формой правления. А индивидуализм рано или поздно неизбежно и даже неприметно ведет к конституции, то есть к полнейшему господству капиталистов, банкиров и адвокатов!
Хорошо ли это?
