Никогда еще не пела А-фэн с таким упоением. Она всегда пела тихонько, если даже тетушка Ян была далеко, боялась, что та услышит ее и побьет. Но сегодня А-фэн испытывала какую-то особую радость, почти восторг. Она пела и смеялась, и этот смех, безудержный, искренний, в конце концов восторжествовал над мелодией. Брань, побои, тяжелая работа, тетушка Ян – все ушло сейчас куда-то далеко-далеко. А-фэн лишь ощущала радость жизни, вечной и свободной. Она смеялась, смеялась от души, отогнав прочь заботы, и смех ее был лучше всякой песни.
У ног А-фэн примостился белый котенок. Он то и дело норовил схватить своими коготками край ее передника, но А-фэн поднимала его все выше и выше. Котенок встал на задние лапки, свалился, снова подпрыгнул. Он был таким забавным и на редкость хорошеньким. Белый, пушистый! Котенок ласково щурился, словно просил А-фэн его полюбить. Кто прежде нуждался в ее любви? Кого она любила? И сейчас А-фэн готова была отдать этому ласкавшемуся к ней существу всю свою нежность. Котенок и раньше попадался ей под ноги, но она его словно не замечала. Зато сегодня он стал ее настоящим другом. А-фэн оставила малышку, велев ей не отходить от стула, развязала передник, сняла шнурок и потащила его по полу, маня за собой котенка. Тот весь напрягся, притаился на миг и бросился вперед. А-фэн кружила по комнате все быстрее, быстрее, котенок за ней, но как он ни прыгал, как ни старался схватить шнурок, ему не удавалось. Резвый и грациозный, он, казалось, кружился в танце. Радость А-фэн все росла, а вместе с ней и желание дразнить котенка. Девочка уже не кружила, а, казалось, летала по комнате и, заливаясь смехом, повторяла:
– За мной! За мной!
Лицо А-фэн покрылось капельками пота, словно слезами, которых ей немало пришлось пролить. А-фэн задыхалась, будто только что притащила воду из колодца, но не было силы, способной ее остановить. Она все забыла – невзгоды, обиды, даже самое себя. И если бы мир был соткан из любви, стремления к жизни и радости, он сосредоточился бы сейчас в одной А-фэн.
1921
