А еще я танцую - [42]

Ниточка, за которую я ухватился, очень тонкая, а тянуть за нее — очень больно. Но я все-таки тяну — это и есть то, что я называю крутить педали. Понимаешь? Но там все — сплошной туман.

Прости, что говорю загадками, больше пока рассказать не могу. Надеюсь сделать это когда-нибудь потом, когда найдем с тобой речушку, чуть менее загаженную, чем остальные, и будем удить пескарей.

Глупостей делать не стану, так что спи спокойно.

Обнимаю тебя как брат.

Пьер-Мари

8 апреля 2013

От кого: Аделина

Кому: Пьер-Мари

Пьер-Мари!

Париж.

Это означает, что сейчас я в Париже.

Возможно, к минуте, когда я вам пишу, вы уже вскрыли пакет. Не знаю.

Если вы еще не сделали этого, руки уже подсказали вам, что в нем находится.

Все сложилось бы иначе, разорви вы крафт-бумагу в тот день, когда пакет оказался у вас в почтовом ящике. Но вы повели себя непредсказуемо. И передо мной встал вопрос: как удержать ваше внимание? Я послушалась ваших писательских советов и, чтобы ваш интерес не ослаб, слегка отошла от реальности.

Начиная с этого момента игра перестала мне подчиняться. Я выдумала вас, а вы явились мне настоящим. Восхитительно настоящим! Да, Пьер-Мари, у меня тоже подпрыгивало сердце, когда среди всякого спама мелькало ваше имя.

Я тоже пережила счастливое нетерпение. И совершенно забыла о главном: рано или поздно мне придется обмануть ваше доверие. Если из нашей истории и можно извлечь хоть какой-то урок, то он заключается в следующем: нам не дано ничего контролировать, мы не способны управлять другими людьми. Мы не Господь Бог. Ни вы, ни я, под каким бы именем я ни выступала.

Помочь вам? Да, в каком-то смысле именно к этому я и стремилась — и продолжаю стремиться.

Буду, сгорая от стыда, молча ждать от вас отпущения грехов — если вы соизволите мне их отпустить.

И последнее. Не сомневайтесь в одном: под именем, которым подписано это письмо, сердце колотится как бешеное.

Аделина

8 апреля 2013

От кого: Пьер-Мари

Кому: Аделина

Аделина!

Нет, я так и не вскрыл пакет.

Хотя почти решился. Было десять вечера, Ева с детьми уехали домой, я перемыл посуду, навел в доме порядок. Поднялся к себе в кабинет, он у меня на втором этаже, расчистил стол — унес пустые чашки, сложил диски, разобрал бумаги — и водрузил на него пакет.

По-моему, я с полчаса, не меньше, сидел и смотрел на него и не мог набраться храбрости, чтобы содрать защитную пленку, которая, казалось, только того и ждала. Она и так уже кое-где отклеилась, так что мне достаточно было бы легонько потянуть за уголок и, даже не вскрывая пакета, отогнуть верхний клапан и заглянуть внутрь, в образовавшуюся щель, чтобы разобрать на первом же белом конверте имя получателя и узнать — если допустить, что я должен его узнать, — знакомый почерк. Я вполне отдаю себе отчет, что рассуждаю о вскрытии пакета так, словно речь идет о раздевании женщины, — с той лишь разницей, что последнее сулит наслаждение, тогда как первое…

Я хочу знать, но боюсь, что это знание меня убьет. Наверное, в следующий раз, когда я решусь, я должен буду действовать не рассуждая.

А пока попробую другой способ, помягче. У меня есть знакомый человек, которому кое-что известно и который, возможно, просветит меня в менее резкой форме.

Как видите, у нас будет передышка.

Пьер-Мари

P. S. Вы правы — мы не Господь Бог.

8 апреля 2013

От кого: Макс

Кому: Пьер-Мари

Старина!

По понедельникам Жози никогда не бывает вечером дома — у нее по расписанию бридж. А раз я вроде бы в состоянии сам за собой поухаживать, то вот она и смылась. Так что я хоть почту смог посмотреть. В конце концов, поручение съездить в Ле-Клуатр ты давал мне, правильно? У нас с Жози один электронный адрес (мы слишком давно женаты), и мы в каком-то смысле стали взаимозаменяемы.

Хотя как посмотреть. Честно тебе скажу: я бы с радостью отдал ей свое второе бедро, лишь бы на операцию она легла вместо меня!

Короче, в чем разница — и огромная! — между Жози и мной, так это в том — и ты сам это знаешь, — что она женщина. Баба до мозга костей, старикан! Следовательно, напрочь лишена мужской солидарности. Когда она мне рассказала, что подсунула тебе эту полудурочную, я чуть кони не двинул. И сейчас пишу тебе специально ради этого. Только учти: она не должна знать, что я тебе писал. Как только отошлю письмо, сразу удалю его отовсюду. Если Жози прознает, мне кирдык. Дай слово, что не протреплешься. Ни словом, ни намеком! Будет скандал века, ты уж мне поверь.

Ладно, язык за зубами ты держать умеешь.

В этом секретном послании я должен сообщить тебе две вещи.

Первое. Ты совершенно прав, что чувствуешь себя в опасности, когда в окрестностях бродит Лисбет П. Дестивель. Я достаточно близко с ней знаком, чтобы утверждать, что она чокнутая. «Жизнерадостная»? Ну да, возможно. Но, на мой взгляд, это политкорректный аналог выражения, означающего, что у нее зудит в одном месте. С тех пор как она овдовела, все пенсионеры Ле-Мана при виде ее трясутся от страха, старина. Даже я сдрейфил, а ты меня знаешь, я аскетом никогда не был. Ладно, сейчас поздно ахать и охать, ее уже не удержать, но я за тебя боюсь. Может, ты, когда рыл бассейн у себя в саду, заодно выкопал подземное бомбоубежище? Если да, то молодец. Если нет, хватай лопату и беги копать. А может, твой дедуля из-под Вердена оставил тебе в наследство старое ружье? Срочно доставай его с чердака! Короче, ты меня понял. Найди любой способ, но спасись от этой психопатки, если, конечно, не хочешь помереть, как Феликс Фор.