А еще я хотел дудочку! - [3]

Мальтуш принял берестяной кубок и сделал глоток. На языке остался горький привкус молодой листвы. Через мгновение усталости не стало, сила забурлила в мышцах. Показалось, сзади развернулись крылья, которыми можно обнять весь мир!

— Сестры помогут тебе, — сказала эльфа, и по сторонам встали девушки.

Прикрытые, как и сама Ломэлвея, только волнами кудрей, тонкие, белые и гладкие. Они словно светились и напоминали фарфоровые статуэтки, какие привозили иногда коробейники. Сестры потянулись к Мальтушу, уложили на мох и стали стягивать с него одежду. Пастуха бросило в жар с непривычки, он застыдился, стал прикрываться, но девушки были непреклонны и только засмеялись в ответ.

— Но мое стадо? — задал Мальтуш глупый вопрос.

— Не бойся, — серьезно ответила принцесса, — коровы в срок вернутся в стойла.

«А я?», — хотел еще спросить Мальтуш, но одна из эльф властно шепнула: «Молчи! Мы смоем с тебя дневную грязь». Ослушаться оказалось невозможно. Сестры начали обтирать пастуха влажным мхом, в ночи повеяло цветущим садом. Иногда то одна, то другая как бы ненароком касалась его мужественности, с каждым разом дольше задерживая руку. Ох… Мальтуш дрожал, тянулся к гибким проказницам, порывался схватить. Тогда на его раскинутые руки сели две девушки. Они были невесомы, но плечи словно налились свинцом. «Рано еще», — сказала одна, вытянулась кверху и запела. За ней вторая, и скоро все сестры пели о любви и страсти. Пели на незнакомом языке, но Мальтуш понимал, ведь не молчали их тела.

Ломэлвея стояла напротив, перебирала в руках длинные локоны и улыбалась.

Солнечно сиял горн. Снопы искр летели из-под малого молота, осыпали рабочую куртку Тралина, бессильно гасли в бороде. Да и где видано, чтобы гном опалил себе бороду у живого огня? Хотя, случись так, мастер Тралин не стал бы обижаться. Работа сделана невиданная, великая! Впервые под небом и звездами в честном металле сплавлено несоединимое: святой камень гномов из сердца гор и орочья почитаемая грязь. Немыслимое смешение, несусветное, непереносимое, но… Сверкает заготовка, пышет жаром с наковальни, грозит будущим острым жалом. Что тут борода, если такое творится! Память важнее.

— Ковчежек, живо! — крикнул мастер.

Подручные вынесли ковчежек — шамотный ящик с откидной крышкой и прорезью с узкого торца. Тралин укрепил заготовку в прорези, не до конца, оставив лишку с ладонь. В ящик он нагреб углей из печи, укрыл ими жало. После захлопнул ковчежек и замазал глиной прорезь.

— Отправляйтесь, да скорее! — скомандовал Тралин. — Времени вам треть часа, не больше, потом металл придется калить заново.

Оставшись один, мастер Тралин проверил прочий инструмент. Шлифы, точильные камни, правильные кожи — все готово и исправно, никак иначе. Но чем еще заняться, чтобы не представлять, откуда вернется будущий резец? «Пусть укрепят меня стихии», — пробормотал гном и стал ждать.

Мальтуш изнемогал. Девушки-эльфийки вели над ним бесконечный хоровод. Прикосновения рук, губ, языков кружили голову. Тело рвалось на свободу, оно не желало больше терпеть.

— Пора, — сказала принцесса, шагнула вперед и медленно села на Мальтуша. — Отпустите его.

Пастух рывком сел, сомкнул руки на талии эльфы. Тонкая и гибкая, прохладная и гладкая, как молодая ива, медленно двигалась она в его объятьях. Вверх — вниз, вверх — вниз. От каждого хода в чреслах зарождалась жгучая волна. Она проникала в хребет и под кожу спины, словно тысячи муравьев шевелили усиками. Все вокруг исчезло. Лес, ручей, огромное небо, с которого по ночам смотрели на Мальтуша лучистые глаза предков. В мире осталось два места: горячее лоно эльфы и ее холодные, бездонные глаза с кошачьими зрачками. «Нелюдь», — вспомнил Мальтуш, но не захотел пугаться. Зрачки дышали, как пульс, с каждым согласным движением тел открывались шире и шире. Наверное, принцесса тоже слышала, как притопывают под кожей муравьи: «Быстрее! Быстрее! Быстрее!!!»

— Быстрее! — выдохнула она.

Ревела в ушах кровь. Нельзя скорее, но Мальтуш смог. Ломэлвея выгнулась и закричала. От жара, понял Мальтуш, чувствуя, как переполняет его жидкий сладостный огонь. Он требовал выхода, он рвался наружу, он устремился в принцессу! Мощными толчками, глубже, жестче, сильнее!

Эльфа перевела взгляд вверх, куда-то за спину Мальтушу, и он услышал дух каленого железа. Сквозь любовный пожар пробилась режущая боль в боку, запахло горящей плотью. «Что это, горю?» — успел удивиться Мальтуш, увидел, что зрачки принцессы сузились, как волос, и умер.

Заготовка смрадно дымила, пахла человечиной, чуть подгорелой, почти живой! Борузг потянул носом, облизнулся и пролаял:

— Утрук, Цахт! Взяли железо — и к мастеру Тралину, живо! И ковчежек захватите!.. Подари мне это мясо, — сказал он принцессе, когда порученцы растворились в лесу. — Ребята давно не ели сладкого.

— Ты безумен и нагл, враг, — ответила Ломэлвея. Она закрыла Мальтушу глаза и встала. — Не забывай, это мой лес. Ты жив только потому, что мы делаем одно дело.

— Тем более! — засмеялся орк. — Отдай его мне. Хорошее мясо, пропадет. А так ребята поедят от пуза.

— Дразнишь, враг? — спросила принцесса. — Я похороню его по людскому обычаю. Теперь уходи, я хочу умыться.