А черт с ним, с этим платьем! - [12]

Я не могла ничего не уронить. Такое противоречило бы всем законам физики и здравому смыслу. И, я считаю, то, что это оказалась просто сахарница, – большая удача, просто нечеловеческое везение. Она даже почти и не разбилась, и сахара там было не очень много… Но все это мне пришло в голову уже потом, а в тот момент, когда сахарница упала, я одеревенела от ужаса, а Сергей издал утробное шипение. В какую-то секунду мне показалось, что он меня сейчас стукнет. И я сбежала. Не рассуждая, не думая, как это выглядит со стороны, не попрощавшись, не извинившись, не поблагодарив «за все». Рванула в комнату, натянула вчерашнюю одежду, схватила сумку и выскочила за дверь. И только вызвав лифт, наконец не то чтобы вздохнула с облегчением, но с наслаждением выдохнула.

Наташка в итоге открыла мне дверь. Я всего-то раз двенадцать и позвонила. Но (чем хороша Наташка утром) никаких объяснений не потребовала, ничего не высказала. Впустила и молча ушла досыпать.

А я решила все-таки попить чаю. Как выяснилось, руки предательски тряслись, поэтому, справившись с чайником, я решила, что краситься пока рано. Еще карандашом в глаз попаду! Нужно почитать что-нибудь успокаивающее. На третьей странице увлекательной книжки – к сожалению, не помню ее названия – я поняла, что совершенно не понимаю, что читаю. А все потому, что мысленно прокручиваю возможные варианты утреннего разговора. Как всегда, с запозданием в голову начали приходить остроумные реплики, язвительные ответы, слова, которые могли разрядить обстановку, слова, которые могли бы уничтожить собеседника… Жалко, что этого никто-никто не оценит.

– Ночью нужно было спать! На выставку-то поедешь?

Я аж подпрыгнула от неожиданности. Надо мной стояла Наталья, уперев руки в боки.

– Я спала. Поеду. Только утюг дай.

– С утюгом поедешь?

– Ага. Буду им от всяких паразитов отбиваться. И милиционеров.

– Давай быстро. Через двадцать минут выходим.

Через двадцать минут мы действительно вышли, а по дороге я поведала Наталье о двух днях, которые провела в Москве.

– Что, правда не приставал?

– Совсем. Даже не намекал.

– Импотент, наверное.

– Да нет. Не может быть. У него, очевидно, куча теток в квартире перебывала.

– Ну, правильно, по одному разу можно хоть весь город привести. Потому и куча, что приходится каждый раз новую искать.

Мне стало даже как-то неловко за Сергея. Несмотря на обиду, не могла я так его заклеймить. Импотент? Почему-то я была уверена, что это не так.

– Ладно, черт с ним. Не знаю, как обычно, а в последнюю ночь у него точно что-то не сложилось. Даже мое присутствие не могло бы довести человека до такой ярости. Не может мужик после ночного свидания проснуться, скрежеща зубами от злости. Либо оно не состоялось, либо прошло из рук вон плохо.

– Так ему и надо!

Этим справедливым замечанием мы закрыли тему. Что не помешало Наташке съязвить еще раз десять, поинтересоваться, где я буду ночевать сегодня, и напоследок пообещать познакомить со своим сотрудником, тоже Сергеем. Мы расстались до вечера.

***

Не люблю чувствовать себя сволочью, но пришлось. Уже сидя в кабинете, я перевел дух, закрыл глаза и составил список всех, кому я за последние сутки нахамил и перед кем стоило извиниться.

Первым пунктом шла Машка. Правда, это было не смертельно – все равно ее матримониальные поползновения (шикарное словосочетание, жаль, вслух его произнести тяжело!) нужно время от времени пресекать. Пусть почувствует, что у меня характер! С ней можно разобраться, например, послезавтра.

Теперь Катерина… Нет, не теперь. Потом.

Анна Николаевна. Перед ней вообще извиняться не буду. В конце концов, я ведущий редактор, а она корректор. А ее возраст и умение копаться в словарях – вовсе не повод делать мне замечания… «Справочник Розенталя! Справочник Розенталя!» Можно подумать, Розенталь не человек, ошибиться не может! Так, это проехали.

Мимо Людочки, слава богу, прошел молча. Не ответил на «здравствуйте», но это не смертельно.

Вот, кажется, и все. Если не считать Катерины Ивановны. А считать почему-то было нужно. Хотя зачем? Вот уедет она в свою независимую Тьмутаракань… В этом месте я оцепенел. А вдруг она прямо сегодня умотает? Ну и что, что выставка еще три дня продлится. Обидится и уедет. Я попытался вспомнить, говорила ли Катя что-нибудь об отъезде, но не смог вспомнить вообще ничего из наших разговоров. А они были? Безобразие. Это надо срочно исправить.

Принятое решение меня воодушевило (хорошее слово, похоже на «вооружило» – «вооружило душой»). Объявив о своем намерении посетить выставку, я окинул начальственным взором трудящихся младших редакторов и направился в автосервис. Оттуда еще на прошлой неделе звонили, но у меня не так много времени, чтобы разъезжать по столице на машине. Зато сегодня она будет в самый раз. Подъеду к павильону на отполированном «форде», выйду с букетом относительно шикарных роз, произнесу неотразимый спич – Катя все сразу простит!

Вопрос, зачем это нужно, я решил себе не задавать.

***

Четверг – глухой день. Все, кто работал на выставках, это знают. Если открытие в среду, в этот же день основная работа с оптовиками, а в четверг обычно оптовики уже заканчиваются, а розница и не думает начинаться. Очень скучно.