А. А. Прокоп - [44]

Тогда каждый год чувствуется всё сильнее и сильнее. Ночи становятся коротки. Всё меньше спишь, а догнать ускользающие от тебя время уже не можешь. Просто нет ему до тебя больше дела. Если раньше оно таскало тебя в своём накладном кармане, от этого и казалось тебе, что никуда оно не спешит. Но в один прекрасный день, места для тебя в этом кармане не оказалось, и ты вылетел наружу. Сначала цеплялся за его штанину, затем и вовсе оказался в свободном положение, побежал что есть сил, закричал так, что стало больно внутри, но всё бесполезно. Теперь сквозь слёзы каждого ушедшего дня, ты понимаешь, как быстро двигается время.

Так же в один из обычных дней Степан понял, что всё надежды, которые питал он долгие годы, превратились во что-то подобное ненужному праху, пыли или стали они бесполезными воспоминаниями о том, что может только причинить собой боль и уже ничего больше.

День сегодняшний, каждый божий раз становился продолжением дня вчерашнего. Завтрашний точно также заменял день ушедший, от этого незаметно и о уже давно замкнулся круг. Множественные интересы всё чаще утомляли, не принося собой должного удовлетворения, а пустота одинаковых, скучных и совершенно одиноких вечеров становилась всё более и более привычной. Неделя делилась на две части. Если первые её пять дней Степан находился в расположение описанного выше, то выходные ему ещё хоть как-то удавалось спасти, но цена спасения с каждым разом становилась всё более неподъемной. Большое количество спиртного всё труднее переваривалось. Понедельник оказывался сущим кошмаром, а безысходность, раз за разом смеялась над ним, смешивалась с непобедимой рутиной. Суббота с воскресеньем манили к себе призрачной химерой, но за ними никуда не деваясь, уже в тысячный раз стоял мерзостный понедельник…

…Наладить семейную жизнь Степан так и не смог. Сколько было приложено им для этого усилий, мог оценить только он сам и больше никто. Окружающие не понимали его. Некоторые сочувствовали, многие осуждали, но встать на его место не захотел бы ни один из них. Конечно, исходило это от того, что каждый из них понимал, что сумасшествие нельзя принимать за основу, как делал это Степан. Только если бы даже удалось как-то удалить этот, в общем-то, правильный вывод, то всё равно нашлось бы что-то иное, лишь бы не повторить несчастный опыт любви Степана к Веронике.

Сколько он был с Вероникой в браке, сколько времени был он с ней уже разведен, не имело значения. Она изменяла ему, будучи официальной женой, она доводила его до слёз и нервных срывов, не имея официального штампа в паспорте. Он её любил, она его нет, но при этом она никогда не оставляла его без своего внимания. Зная его слабость к ней, она играла этим и делала это очень умело, можно сказать профессионально. Хотя не нужно было ей для этого особых талантов, потому что Степан сам пихал свою несчастную голову в петлю, и пусть эти слова имели переносный смысл, за исключением нескольких театральных попыток, но он действительно был готов на всё, лишь бы она сохраняла своё порочное внимание к его персоне.

Многократно не замечая, как выглядит со стороны, он унижал себя. Придумал себе формулировку своего странного поведения. После этого, не имея сил постоянно сдерживать боль внутри себя, начинал рассказывать о своих семейных неудачах всем подряд. И это становилось ещё одним нехорошим дополнением, в его и без того нелегком положение. Многие в разные годы пытались давать ему советы. Обнаружить, доказать, что Вероника к счастью далеко не последняя женщина на земле. Только всё слова понимания и поддержки действовали на Степана, только в том случае если он сам хотел услышать их или был сильно раздражен, устав от очередных проделок своей любимой Вероники. Правда, всё это действовало лишь теоритически и на коротком отрезке времени. Стоило на горизонте появиться Веронике, как всё это пропадало в одно мгновение, а если Вероника, наслаждаясь своими новыми проектами, не спешила напомнить о себе Степану, то всё равно размышления об изменениях в личной жизни не держались в голове Степана слишком долго. Стоило ему остаться одному, как Вероника мысленно тут же представала перед ним.

— Я — однолюб — любил говорить он, и только самый большой скептик мог не согласиться с этим утверждением, потому что за двадцать с лишним лет Степан доказал это, как самому себе, так и всем знавшим его в течение этого времени, или меньшего, разницы от этого не было никакой.

Вероника уходила, приходила. Он её искал, звонил, сходил с ума. Она обещала, но на её пути всё время появлялись куда более интересные, на данный день мужчины, и Степану оставалось только ждать, когда Вероника вернется к нему снова. Сколько было пролито слёз, знает только всевышний, сколько обещаний давала она, кокетливо играя словами, знает лишь Степан, да и он уже не сможет провести подсчёт точно.

Были за двадцать лет моменты, когда Степан пробовал исправить порядок вещей и заводил отношения с другими женщинами, имел близость, даже грезил далеко идущими планами, но в такие моменты обязательно появлялась Вероника. Она просто и ненавязчиво раскаивалась или напротив предъявляла Степану кучу претензий, из которых его виновность выглядела несомненной и полностью доказанной. Он с этим очень быстро соглашался и, как уже понятно всё возвращалось на круги своя.