А.А.А.Е. - [25]

Пользуясь этим, евнух требует от женщины гарема неограниченного подчинения малейшим его капризам и его грязным похотливым желаниям человека, утратившего способность удовлетворения, но не потерявшего и даже еще более развившего свое сладострастие. Евнух человек, отдавший в жертву господину и гарему свой пол, превративший себя в обезличенное, серое существо, потерявший право на местоимение «он», донельзя нелепый и жалкий со своим ожиревшим, как у женщины, телом и лишенным растительности, лицом. Он существо низшего порядка, бесполое полуживотное, не лишенное, однако, разума, разума, ожесточенного на тех, ради кого он обезличился. Гарем и хозяин — вот то, что он ненавидит всеми фибрами своей мрачной души, души скопца-сластолюбца. Служа им обоим, он им обоим мстит; мстит на каждом шагу, при каждой возможности. Он никогда не забудет пинка, полученного им от повелителя. Он никогда не забудет циничной и злой шутки одуревшей от скуки женщины, он все это сложит в дальний ящик своей памяти и, при первом удобном случае, заварит такую кашу, что и повелитель и гарем несколько дней подряд будут жить в кошмаре ревности, грызни и побоев.

Он ничего не может сделать силой или открытой злобой. Слабый, как женщина, забитый и обиженный, он только исподволь, потихоньку, из-за угла, может наносить свои удары. Поэтому он должен быть вкрадчиво-мягким, приторно-вежливым, внешне незлобивым и неопасным. Из поколения в поколение, от евнуха к евнуху передаются веками выработанные нормы поведения, неписанные, но непреложные законы касты. Веками вырабатывается тип евнуха.

Неслышные кошачьи шаги, вкрадчивый и мягкий голос, полная покорность перед всякими ударами судьбы, готовность услужить всем и всегда, отодвигание себя на второй план и разговор о себе не иначе, как в третьем лице, а за всем этим, — постоянная настороженность, вечное обдумывание очередных пакостей, очередных историй.

Все это накладывает на евнуха чисто внешний отпечаток. Он ходит чуть-чуть согнувшись, на ходу присматриваясь и прислушиваясь, всегда потирает руки, как человек, разговаривающий сам с собой. На его лице одновременно выражаются несколько мыслей, и оно является воплощением неискренности и лживости. Он вздрагивает и настораживается при малейшем шорохе и громко сказанном слове, он съеживается и как бы подставляет спину для удара, когда в разговоре с ним повышают голос. А в общем и целом, он отталкивающе противен и напоминает скользкую извивающуюся змею.

X

Женя разглядела евнуха только тогда, когда он, подойдя к ней и не опуская из рук нарядов и драгоценностей, приветствовал ее низким поклоном и словами:

— Мой повелитель, любимый сын Пророка, Чандер Рао Налинакша шлет тебе эти подарки, о женщина, и приказывает надеть их.

— Что? — вскинула глазами Женя и увидела сморщенное лицо, лишенное всякой растительности, с отвратительным подобием улыбки на нем.

— Что? — повторила она. — Какой такой повелитель!

И не удостоив евнуха дальнейшим разговором, повернулась к нему спиной.

Евнух вздохнул и, обойдя тахту, на которой сидела Женя, появился с другой стороны:

— Мой господин и повелитель, возлюбленный сын Пророка, Чандер…

Женя перебила его на полуслове.

— Не трепись, — крикнула она евнуху по-русски и тотчас лее перевела свои слова на понятный ему язык. — Пойди к шайтану с твоим повелителем и твоим Пророком. Да, кстати, прихвати с собой эти вонючие тряпки.

Евнух почтительно выслушал всю эту тираду и продолжал:

— Мой господин и повелитель, о женщина, не допустит такого поведения в своем гареме. Мой господин и повелитель, о женщина, осчастливил тебя своим вниманием и ждет от тебя…

— Что? — Женя вскочила на тахте во весь рост и стояла, сжимая в руках стек. — Что? ты учить меня собираешься, бесполая обезьяна?!

Это было слишком. Евнух побледнел от нанесенного ему оскорбления. Сто шестнадцать жен Чандера Рао Налинакши сдвинулись ближе, стоя в прозрачной воде бассейна, на самом краю которого евнух держал перед белой женщиной роскошные подарки.

— Мой господин и повелитель отныне и твой господин и повелитель, — вразумлял евнух непокорную. — Он возвеличит тебя, если ты окажешь ему должное внимание, и он покарает тебя…

— А? — Женя сделала шаг вперед. Евнух невольно отодвинулся и с трудом удерживал равновесие на самом краю бассейна.

— А? Кто покарает меня? Что ты сказал? Слушай, ты, безусая баба. Я считаю до трех. И если ты не уберешься вовремя, то… Раз…

Евнух съежился, предчувствуя неприятную развязку, но, боясь потерять свой престиж перед следившими за происходившим женщинами, не трогался с места.

— Два!

Евнух жалко покрутил головой и заморгал глазами.

— Три!

Обтянутая тонкой кожей высокого сапога нога Жени вытянулась вперед, выбила из рук евнуха ворох тканей, которые, как яркие птицы, порхнули в воздухе и упали в воду, задела подбородок евнуха, и страж гаремной невинности последовал за шелком, камнями и золотом…

Того, что последовало за этим, Женя, по правде сказать, не ожидала. Она не рассчитывала на тот эффект, который произведет вся эта история.

Не прошло и получаса, как в двери гарема вошел евнух, сопровождаемый несколькими слугами. В руках у слуг были длинные бичи. Они шли заказывать дерзких.