90х60х90 - [40]

Павел поднял голову, посмотрел Серафиме в глаза. Поцеловал сосок ее груди, но это его действие так и осталось без внимания. Знает ли он, что она ничего не чувствует - или не замечает этого. Или же ему все равно?

Нет, бесполезно. Ведь и ей давно уже все равно. Она принимает его в себя для чего-то другого, чтобы почувствовать тяжесть его тела, ощутить его желание, вдохнуть чужую страсть, на миг соприкоснуться с ней. И, соприкоснувшись, отойти, убежденной в том, что она не одна. Что есть кто-то, кто нуждается в ней, испытывает потребность, в которой никогда так и не осмелится признаться.

Он никогда не сделает первый шаг, ведущий к разрыву, ему не нужны эти шаги. А значит, все придется делать ей самой.

Павел снова вдохнул запах ее остывающего тела. И произнес:

- Ты как, ничего?

Надо обязательно ответить так, как он просит.

- Да, - Серафима кивнула, едва подняв голову. - В норме. Все хорошо. Все, как должно быть.

Он прошептал, едва разлепляя губы:

- Спасибо, - так тихо, словно обращался к самому себе. Она услышала, для нее обращение это не показалось странным. И, противясь самой себе, привлекла его на мгновение. Обняла и тотчас же отпустила.

Павел не пошевелился, точно ждал какого-то продолжения. Возможно, слова Серафимы и были тем продолжением, которого он ожидал.

- Не знаю, что я чувствую, - сказала она, не поднимая головы. И добавила: - Наверное, мне лучше уйти... побыть одной.

И тут же, точно боясь, что он не ответит, что, несмотря на все, согласится ее отпустить так просто, - после всего, что было меж ними, сегодня и всегда, - сказала:

- Завтра я тебе позвоню. Хорошо?

Павел никак не прореагировал на ее слова. Должен был, но не ответил, не просил продлить визит. Лишь когда истекли полминуты, сказал, обращаясь к кому-то, кого не было в комнате:

- Я должен был... ничего не попишешь, должен.

- Ты о ком? - она не удивилась, что спросила именно так. Казалось, иначе и спросить нельзя было. Точно ответ был известен ей, и она хотела лишь услышать его из уст Павла.

- О Караеве. Ты же хотела спросить меня о нем, да?

И снова она не удивилась.

- Это так долго объяснять, - произнес он, наконец. - Так долго. Не знаю, станешь ли ты меня слушать.

- Я всегда тебя слушаю.

- Услышишь ли...

Прежде он так не говорил. На мгновение Серафиме показалось, что голос, произнесшей эту фразу, принадлежит другому человеку, незнакомому человеку, который старше Павла лет на пятнадцать-двадцать. Она вздрогнула и неожиданно для себя взглянула в его глаза. Просто, чтобы куда-то смотреть.

Она тут же пожалела об этом. Потому как именно они постарели на указанное число лет, постарели стремительно и необратимо, будто подгоняя и весь организм последовать их заразительному примеру. И, кажется, он покорился им и уже с некоей даже охотою был готов следовать неотвратимому.

- Наверное, я просто устал от всего этого... - произнес он потухшим голосом. - Просто устал от необходимости постоянно быть в форме, быть готовым, соответствовать, подавать надежды, выполнять и перевыполнять, предугадывать следующий этап, вырабатывать решения. И всегда знать при этом, что все твои действия не более чем крохотный шажок в направлении, не имеющем для тебя значения, шажок в то будущее, что ты не выбирал, к которому не стремился, которое пугает ночными кошмарами и дневными стрессами. Изо дня в день, каждый день, каждый неизбежный последующий день, слишком похожий на все предыдущие, неизменный, неколебимый, неотвратимый... - он говорил, с каждым словом все тише и тише, уже не слыша и сам себя. Наконец замолчал вовсе. И подняв голову и встретившись с ней глазами, добавил: - Так просто всего не объяснить. Я сам не понимаю... пока еще. Когда-нибудь, конечно, пойму... в свое время. А сейчас остается жить и ждать, - и неожиданно сменив тему, сказал:

- Я давно уже собирался сделать это. Не знаю, сколько лет, просто давно, без датировки. Наверное, с тех пор, когда первый раз приехал на свою малую родину, в Спасопрокопьевск в качестве уполномоченного лица. Может, даже еще раньше, не знаю. Да и неважно это. Случай удачный подвернулся.... Нет, так нельзя говорить, просто...

Он ничего более не сказал.

- Когда я тебя попросила, ты уже был готов?

- Нет, - честно признался он. - Одно дело мечтать и грезить, а совсем другое, давать обещания, за которые надо будет держать ответ. Так что...

- Я тебя уговорила.

- Я сам себя уговорил. Просто признал тот неоспоримый факт, что дальше будет хуже.

Услышав эти слова, в последующие мгновения Серафима почти завидовала ему. Она оказалась права, он смог вырваться, смог прорвать кокон и выйти из него и лепить новый кокон уже по собственному разумению, более просторный и удобный потому как редко какой человек может жить без кокона.

- И незаметно принял это как данность, как неизбежное. Может быть, заставил себя принять, но только самую малость, - Павел точно оправдывался перед кем. - И очень удачно сложились обстоятельства. Обе горы сошлись к одному Магомету, не воспользоваться этим было бы... - он оборвал себя и продолжил уже другим тоном и другими словами, - я не мог.