9 жизней Антуана де Сент-Экзюпери - [34]

Эта книга будет путем к спасению. Он знал об абсурдности мира, но отвергал нигилизм. Он строил себя в своих сочинениях. Он показывал нам, что человек таков, каким он себя построил, и он не прикован к миру, как козочка к своему столбику. Этические и философские уроки, которые у него возникали, отличались от американской модели цивилизации. Выигранному времени он противопоставлял время прожитое. Он отказывался от цивилизации «торговца таблетками», таблетками для утоления жажды. Миру, в котором человек появляется лишь мимоходом, он противопоставлял мир, который проходишь медленно, который раскрывает свои секреты через удивление. Оппозиция взглядов, противостояние между вечной пустыней и пустыней настоящей. Он вложил в уста Маленького принца слова: «Будь у меня пятьдесят три свободных минуты, я бы просто-напросто пошел к роднику».

Постепенно он пришел к определению того, что он подразумевает, когда говорит о цивилизации. Урок «Маленького принца» проявляется более явно в его «Письме заложнику». Вся книга организована вокруг завтрака во Флервилле с Леоном Вертом и несколькими матросами. Цивилизация, которую он предвещает, принимает вид «вечного праздника». Он утверждает, что «самое важное чаще всего невесомо», иногда «всего важнее улыбка». Другой центр гравитации книги – это вопрос, причем ответ дается заранее. Он гласит: «Разве радость не драгоценнейший плод нашей цивилизации?» Для него это очевидно. Но эта радость находится в опасности, она истоптана сапогом тирана или башмаком ростовщика. И он дает нам послание, далекое от анафемы и какой-либо эксклюзивности. Оно просто и выражается всего в нескольких словах: «В моей цивилизации тот, кто отличен от меня, не только не наносит мне ущерба, но и обогащает меня». После «Маленького принца» он стал утверждать, что лучше любоваться, чем очернять, лучше приручить, чем запретить. Он не признавал отклонений и стал слугой новых устремлений. В своем «Письме заложнику» он отметил, что «в сознании сорока миллионов заложников рождается сейчас новая истина. И мы заранее покоряемся этой истине».

Поэтому отвращение и отчаяние, порожденные американским обществом и духом времени, привели его к глубокому пониманию корней цивилизации, за которую он боролся. С «Маленького принца» он сделал новый шаг в работе, что найдет завершение в «Цитадели», которую он продолжал писать. Однако писательства ему было недостаточно. Оно было не единственной формой борьбы, к которой он хотел себя повернуть. Он также чувствовал необходимость вернуться в настоящий бой во плоти. Он должен соединиться со своими, с теми, от кого он был отделен слишком долго. Он отметил это в своих «Военных записках»: «Я не могу выносить нахождение вдали от тех, кто испытывает голод». То есть это к ним он решил вернуться – к беспомощной тьме деревень Франции, чтобы возобновить борьбу. Для этого он покинул Соединенные Штаты в апреле 1943 года и присоединился к французским войскам, базировавшимся в Северной Африке. Однако даже там он сохранит свое отчаяние, оно будет словно приковано к нему, но он будет бороться, идя до конца своих физических и моральных сил, только из чувства долга.

«Если меня собьют, я ни о чем не буду жалеть. Меня ужасает грядущий муравейник. Ненавижу добродетель роботов. Я был создан, чтобы стать садовником».

Письмо Даллозу.

Накануне смерти,

31 июля 1944 года

Глава 10. Последний полет: его внутренняя «гора» и ответственность

Алжир – Неаполь – Бастия-Борго – Поретта – Средиземное море

4 МАЯ 1943 ГОДА Антуан де Сент-Экзюпери прибыл в Алжир и остановился у своего друга доктора Жоржа Пелиссье. На следующий день он присоединился к авиагруппе 2/33 в Лагуате, в 400 километрах, в месте ее базирования. Группа входила в состав союзного разведывательного подразделения на Средиземном море, созданного по приказу сына президента США полковника Эллиота Рузвельта. Его возвращение вызвало радость в среде его товарищей. Как скажет потом Жюль Руа, он «не довольствовался сообщением по радио, он прибыл, чтобы подписаться под ним». Проблема заключалась в том, что в его возрасте обычно запрещают летать. Возрастное ограничение по пилотированию самолета «Локхид Р-38 Лайтнинг» действительно было равно 30 годам. А ему в том месяце должно было исполниться уже 43 года. Но он решил летать. Он отказал генералу Жиро, желавшему взять его в свою службу пропаганды, подключил Дуайта Эйзенхауэра, и тот сделал ради него необходимое исключение из правил.

Он должен был летать, потому что он знал, как написано у него в «Военном летчике», что «важна не увлеченность. Когда терпишь поражение, на увлеченность рассчитывать нечего. Важно одеться, сесть в кабину, оторваться от земли». Он действовал как садовник, он сеял семена. В «Цитадели» он объяснял: «Взгляни на мои сады: с рассветом в них приходят садовники растить весну, они не спорят о пестиках и тычинках, они сажают семена». По прибытии он вспомнил молитву, сформулированную им в Орконте: «Я буду бороться за Человека. Против его врагов. Но и против себя самого тоже». Это потом нашло продолжение в таких словах: «Я буду сражаться за приоритет Человека над отдельной личностью, как общего над частным» («Военный летчик»). В очередной раз он входил в борьбу с самим собой, со своей «горой», как он называл свои страхи, он шел на нее в атаку. Он объяснял свою философию на примере непоколебимой человеческой ответственности. К нему возвратились его размышления, которые позволили успешно завершить разведывательное задание под Аррасом: «Каждый – единственный ответственный. Каждый несет ответственность за всех. Я впервые понимаю одну из тайн религии, из которой вышла цивилизация, та, что я считаю своей: «Нести грехи людей». И каждый несет в себе все грехи всех людей». И он взвалил на себя этот груз, чтобы снова лететь над