9 1/2 рассказов для Дженнифер Лопес - [10]

— О! Да я ее прекрасно знаю! — Альберт с новой волной любви и благодарности заглянул в ее глаза. — Это через улицу, да? Во дворе? Там еще такое симпатичное крылечко в тени деревьев?

— Вы дадите мне закончить? — Нет, не привыкла она еще со школы уважать таких людей, как Альберт. Таких вертлявых, недостаточно выбритых, на которых невозможно опереться — с ними даже под руку ходить опасно, того и гляди, взбрыкнет ногами и полезет по воздуху, как по стенке. А кому интересно идти с мужчиной, который неизвестно чего хочет? Который — неизвестно даже, хочет ли тебя? Поэтому администраторша переводит взгляд на Кореноева и продолжает: — Но там есть один нюанс… — когда-то ей так понравилось это слово, один гость из Москвы говорил ей: «Нюванс», что она сама не заметила, как оно стало ее личным, мощным словом, — приехал один высокий человек из области на посевную и туда поселился. Обычно мы для них держим «люкс», но у нас кончилась вода, и он переехал к ним.

— Понятно, — сказал Кореноев, выжидательно глядя на нее.

— И он там сейчас живет один. А на праздники он, видимо, поедет домой, в Благовещенск.

Альберт перевел взгляд на Кореноева и с удовольствием отметил, что на того произвела впечатление тонкость поведения администраторши и человека из Благовещенска.

— Вспомнил! — сказал вдруг Альберт. — Ваша фамилия — Ксендзенская, звать Наташа. Вы в девятой школе учились.

Настала пора удивляться администраторше.

— Н-не помню… — сказала она, внимательно оглядев Альберта.

— Еще бы! Через двадцать с лишним лет! — воскликнул Альберт, почему-то радуясь происшедшим в нем переменам. — Я же двадцать вторую заканчивал! Альберт Тулупов!

— Тулупов… — повторила администраторша, постукивая шариковой ручкой по конторке. — Тулупов… С Мухинской?

— Конечно! А мои родители вышли на пенсию и переехали на запад! В Смоленск!

— Поменялись? — недоверчиво спросила Ксендзенская.

— Ну да! Пятнадцать лет назад.

— Прямой обмен?

— Нет. Сначала они поменялись на Чимкент, с одним корейцем. Потом переехали в Запорожье. А уже потом, десять лет назад, в Смоленск.

— Без доплаты? — Наташа никак не могла поверить Альберту. Как будто только после выяснения окончательных условий обмена можно будет при-знать и самого Альберта.

— Без, — Альберт был удивлен: как можно за Свободный еще и доплату требовать?

— А вы… — уже значительно внимательнее посмотрела на него администраторша.

— А я в Ленинграде живу. Это под Смоленском, — пошутил Альберт. — Ну, какое это имеет значение?! — вдруг с вырвавшимся рыданием воскликнул он, уже как бы имея право на рыдание, заслужив его для себя в глазах Кореноева тем, что — не самозванец какой-то, а действительно местный, признанный, имеющий биографию. И тут он вспомнил, что с этой Наташей он целовался после первого курса, у ее дома на Торговой, в июле, после дождя, во втором часу ночи, и он посмотрел на ее губы, теперь уже бледные… Она, видимо, также вспомнила этот случай и поджала их.

— Да, друзья, — насмешливо сказал Кореноев, — завидую вашей вечной молодости.

Альберт и на него внимательно посмотрел. И только сейчас понял действительно завидует! От самого Хабаровска люто, ненасытно завидует! Потому что не может уже сам, не получается!

— Слушай, Натали, — повернулся Альберт к Ксендзенской, стремительно возвышаясь с каждым мгновением над недавним Альбертом Тулуповым. Послушай-ка меня внимательно. Нет ли у тебя чего-нибудь выпить?

— Выпить? — переспросила Наташа, мгновенно понимая, как всякая женщина, происшедшую с Альбертом перемену. — Мы же закрылись. И ресторан не работает.

— Жаль. — Альберт облокотился о конторку и опустил глаза.

— Намеки у вас, Альберт, надо сказать, необыкновенно тонкие, — сказал Кореноев, нагибаясь за «дипломатом». — И откуда вам известно, что у меня здесь расположено, я не знаю, уважая вашу порядочность…

— Ребята, — сказал Альберт, неощутимо для себя выпив полстакана кореноевского коньяка, — мы же первое поколение в этом веке, которое нормально постарело. Натали, тебя это не касается. Нас оглушила тишина, и мы не успели как следует пожить.

— Разве можно так, — поморщился Кореноев. — Это же цыганщина — то, что вы говорите, Альберт.

— Если бы ты знала, Натали, — продолжал Альберт, — как я ненавидел этого человека. Я готов был задушить его и выкинуть из поезда на полном ходу, но предварительно — понимаешь? — предварительно убедив его в том, что все это серьезно. Да! Серьезно! — Альберт готов был снова прорыдать, поэтому сделал паузу. — Это богатое соболиное, черно-бурое пальто моей жизни! Любая минута безнадежности или тоски прожита в ней с полной ответственностью! Я никогда не сачковал. Не то что вы, Кореноев.

— Может быть, нам лучше сменить обстановку? — спросил Кореноев. Его, казалось, ничуть не тронуло перерождение Альберта. — Извините, Наташа, но вы напоминаете мне часового, которого забыли предупредить о ликвидации объекта.

В плаще, туго собранном на талии узлом пояса, в черной велюровой шляпе с большими полями, с алыми губами и черными точками зрачков серых глаз шла рядом с Кореноевым бывшая баскетболистка. Ах, если бы они оставались на расстоянии десяти метров! Этакая парочка из Европы.