8 декабря 1980 года: День, когда погиб Джон Леннон - [51]

Шрифт
Интервал

Он ехал на окраину города, куда-то на Амстердам-авеню, и слушал нью-йоркскую рок-станцию WNEW. В районе Семидесятой стрит затормозив на светофоре, он увидел, что люди бегут в сторону Центрального парка. Вскоре мимо текла настоящая толпа.

— На машине было не проехать, — описывал он впоследствии эту сцену. — Люди кричали, плакали и бежали. Вдали завывали сирены. Я занервничал, подумал: «Теракт, что ли? Может, надо прятаться?»

Движение было перекрыто минут пятнадцать. Потом появился регулировщик и направил машины в объезд.

— Мне даже не пришла мысль включить новости по радио, — сказал Кен. — Сроду ведь их не слушал.


Частые гости бара «Львиная голова» в Гринвич-виллидж регулярно слышали, что здесь рай для писателей, тонущих в бутылке. Расхожая шутка в ответ — нет, здесь рай для алкоголиков, тонущих в чернильнице.

Это уютное заведение украшала добрая сотня обложек с книг, написанных постоянными посетителями. Сюда шли после работы «посты», ребята из «Нью-Йорк Пост», в отличие от репортеров «Дейли Ньюс», предпочитающих «Костелло». Но сегодня в «Львиной голове» воцарилось беспокойство: прошел слух, что ранен Джон Леннон.

Все пытались скинуть хмель и выработать линию поведения. Джорджа Арцта, шефа бюро «Нью-Йорк Пост» в Сити-Холле, осенило. Вроде бы в Дакоте живет Эллен Чеслер, руководитель аппарата президента городского совета?

У Джорджа был ее домашний номер. Редкая удача! Он стал пробираться к таксофону. Там висел на телефоне репортер из криминальной хроники. Едва тот освободил трубку, Джордж позвонил Эллен.

Она ответила. Да, были выстрелы. Ее муж звонил 911. Вроде бы даже стрелка она видела своими глазами — тот несколько дней торчал перед домом, выслеживая Леннона. Джордж записал все ее слова, а потом позвонил в редакцию.

— Я чувствовал, что время дорого, и надо немедленно ставить репортаж в номер, — сказал он. — И то, что под материалом о Джоне Ленноне будет стоять моя фамилия, приятно щекотало нервы.


— Ну что, больной, в операционную или сразу в морг?

Алан Вейс посмотрел на перепачканные дорожной грязью ссадины и захохотал над шуткой дамы-травматолога. Та попросила пациента рассказать об аварии в подробностях. Выслушав его, сказала:

— Будем делать рентген. Надо глянуть, что там у вас с бедром.

— Отлично, — ответил Алан. — Когда начнем?

Не успела та сказать и слова, как с диким грохотом распахнулись двери в приемную. Алану показалось, что от удара все здание вздрогнуло.

— Огнестрельное ранение в грудь! — крикнули из коридора.

— Извините, там требуется моя помощь. Вам придется подождать, возможно, долго, — сказала дама, вставая.

— Конечно, я вас дождусь.

Вейс устроился на каталке так, чтобы видеть происходящее. Даже со сломанной ногой он оставался журналистом. Через приемную пробежала толпа полицейских с носилками.

— Сюда! — закричала врачиха, указывая на соседнюю операционную.

Вейс закрыл глаза. Наверное, привезли очередную жертву разборок между наркоторговцами. Он выдохнул. Да уж, подождать придется основательно.

Из палаты вышли двое полицейских, болтая и не замечая Алана.

— Иисусе, — сказал один. — Можешь поверить? Сам Джон Леннон.

Усталость Алана как рукой сняло.

— Прошу прощения, сэр, — влез он в разговор. — Как вы сказали?

— Никак. Я ничего не говорил.

Под пытливым взглядом Алана полицейские ушли искать более уединенное место. Что он слышал? Джим Леннон? Джон Лемон? Или все-таки Джон Леннон из «Битлз»?

Может, и Джек Леммон, но с чего тогда такой переполох?

Алан и думать забыл о переломе.


Джек Дуглас так и сидел в «Рекорд Плант». У него было полно дел, и он любил работать допоздна. Довольный, как слон, Дэвид Геффен, ушел домой. Денек получился что надо.

Вдруг в студию влетела запыхавшаяся девушка Джека. Едва переведя дух, она сказала, что слышала по радио.

Его друга, Джона Леннона, застрелили.


Когда дошли вести, что в Леннона стреляли, Кит Ричардз был в Нью-Йорке. Он не слишком испугался за друга — Джон, как и все «роллинги», не раз ходил на волосок от смерти. Наверняка он скоро объявится со свежими шрамами и душевной байкой.


В больнице доктор Ричард Маркс делал Джону Леннону прямой массаж сердца. Давление упало до нуля, и Маркс приказал переливать кровь.

Все тщетно.

У дверей операционной Вейс размышлял, уж не привиделось ли ему. Может, он слишком сильно ударился головой. Но чутье подсказывало, что надо срочно звонить в редакцию.

Недалеко от его каталки уборщик подметал полы. Подозвав его жестом, Вейс сунул ему визитку и двадцать долларов.

— Сделай одолжение, позвони по этому телефону и спроси Нила, — Нил Голдстайн работал в WABC редактором отдела новостей. — Скажи, что Алан Вейс лежит в больнице Рузвельта, по его сведениям стреляли в Джона Леннона. Поможешь?

— Конечно.

Алан откинулся на каталке. Свое дело он сделал.

— У меня была непроверенная информация, — скажет он потом. — Я ее передал дальше. На этом мои возможности закончились.

Прошло пять минут. Кровь стучала у Алана в висках. Вдруг над ухом раздался командный голос.

— Мистер Вейс?

Над ним склонился крупный мужчина в форме охранника.

— Вот ваши двадцать долларов, — сказал он. — Вот ваша визитка. Звонки запрещены.


Рекомендуем почитать
Жизнь с избытком

Воспоминания о жизни и служении Якова Крекера (1872–1948), одного из основателей и директора Миссионерского союза «Свет на Востоке».


Пазл Горенштейна. Памятник неизвестному

«Пазл Горенштейна», который собрал для нас Юрий Векслер, отвечает на многие вопросы о «Достоевском XX века» и оставляет мучительное желание читать Горенштейна и о Горенштейне еще. В этой книге впервые в России публикуются документы, связанные с творческими отношениями Горенштейна и Андрея Тарковского, полемика с Григорием Померанцем и несколько эссе, статьи Ефима Эткинда и других авторов, интервью Джону Глэду, Виктору Ерофееву и т.д. Кроме того, в книгу включены воспоминания самого Фридриха Горенштейна, а также мемуары Андрея Кончаловского, Марка Розовского, Паолы Волковой и многих других.В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.


Лик умирающего (Facies Hippocratica). Воспоминания члена Чрезвычайной Следственной Комиссии 1917 года

Имя полковника Романа Романовича фон Раупаха (1870–1943), совершенно неизвестно широким кругам российских читателей и мало что скажет большинству историков-специалистов. Тем не менее, этому человеку, сыгравшему ключевую роль в организации побега генерала Лавра Корнилова из Быховской тюрьмы в ноябре 1917 г., Россия обязана возникновением Белого движения и всем последующим событиям своей непростой истории. Книга содержит во многом необычный и самостоятельный взгляд автора на Россию, а также анализ причин, которые привели ее к революционным изменениям в начале XX столетия. «Лик умирающего» — не просто мемуары о жизни и деятельности отдельного человека, это попытка проанализировать свою судьбу в контексте пережитых событий, понять их истоки, вскрыть первопричины тех социальных болезней, которые зрели в организме русского общества и привели к 1917 году, с последовавшими за ним общественно-политическими явлениями, изменившими почти до неузнаваемости складывавшийся веками образ Российского государства, психологию и менталитет его населения.


Свидетель века. Бен Ференц – защитник мира и последний живой участник Нюрнбергских процессов

Это была сенсационная находка: в конце Второй мировой войны американский военный юрист Бенджамин Ференц обнаружил тщательно заархивированные подробные отчеты об убийствах, совершавшихся специальными командами – айнзацгруппами СС. Обнаруживший документы Бен Ференц стал главным обвинителем в судебном процессе в Нюрнберге, рассмотревшем самые массовые убийства в истории человечества. Представшим перед судом старшим офицерам СС были предъявлены обвинения в систематическом уничтожении более 1 млн человек, главным образом на оккупированной нацистами территории СССР.


«Мы жили обычной жизнью?» Семья в Берлине в 30–40-е г.г. ХХ века

Монография посвящена жизни берлинских семей среднего класса в 1933–1945 годы. Насколько семейная жизнь как «последняя крепость» испытала влияние национал-социализма, как нацистский режим стремился унифицировать и консолидировать общество, вторгнуться в самые приватные сферы человеческой жизни, почему современники считали свою жизнь «обычной», — на все эти вопросы автор дает ответы, основываясь прежде всего на первоисточниках: материалах берлинских архивов, воспоминаниях и интервью со старыми берлинцами.


Последовательный диссидент. «Лишь тот достоин жизни и свободы, кто каждый день идет за них на бой»

Резонансные «нововзглядовские» колонки Новодворской за 1993-1994 годы. «Дело Новодворской» и уход из «Нового Взгляда». Посмертные отзывы и воспоминания. Официальная биография Новодворской. Библиография Новодворской за 1993-1994 годы.