7000 километров по Африке - [52]

Юрик хотел угостить пацанов жвачкой и конфетами, но они не знали, что с ними делать, будто видели их в первый раз. Почти у каждой хижины в старых, отслуживших свой век каноэ жены рыбаков вымачивают какие-то белые клубни. Затем их толкут в деревянных ступах, лепят из этого теста листики и сушат их на солнце. Получается продукт, видом и вкусом напоминающий картофельные чипсы. Нисколько нас не стесняясь, голые женщины из деревни стирают в озере белье или, сидя на песке, намыливают себя мылом и затем идут купаться. Так же, впрочем, ведут себя и местные мужчины. Никаким исламом тут не пахнет.

Мы прошли еще около часа за деревню, как вдруг я вспомнил, что у озера Малави есть еще одна загадка. Здесь часто происходят непонятные резкие увеличения или уменьшения объема воды. Они могут произойти внезапно, в любую погоду, независимо от влажного или сухого сезона года. При этом уровень воды может измениться в ту или другую сторону аж на шесть метров! Среди возможных причин этого явления называют придонные течения, солнечные пятна, колдовство местных знахарей и даже огромные стада бегемотов, которые скапливаются в том месте, где из озера вытекает единственная река — Шире.

Мне на себе пришлось испытать, насколько опасным может быть прилив. Как-то раз мы с Наташей, закончив 150-километровый поход по Сахалинской тайге, вышли наконец к океану и, отдохнув, решили пройтись по берегу до ближайшей рыболовецкой артели, надеясь разжиться там кетовой икрой. Вышли мы утром и, пройдя берегом вдоль скал десять километров, добрались до рыбаков. Икры нам не досталось, но выпили и пообедали мы с ними славно. В обратный путь пустились неторопясь, когда солнце уже стало клониться к океану. Не прошли мы и половины пути, как я стал замечать, что и без того узкая полоска берега, между водой и отвесными скалами, становится все уже и уже. Внезапная догадка холодком пробежала по спине: начался прилив, и нас скоро прижмет к скалам, а потом и вовсе смоет в океан… Не буду рассказывать, как мы с женой бежали, а потом уже просто брели по колено в воде, но такой страх и чувство собственного бессилия я испытал — всего три раза в жизни.

Вот и теперь, вспомня возможные причуды озера Малави и глядя на окружающие берег высокие скалы, я немедленно заторопил приятелей идти обратно в лагерь. Мой рассказ о происшествии на острове Сахалин ускорил наш путь, и скоро мы уже шли вдоль костров, горевших у хижин рыбацкой деревни. Ее обитатели готовили на огне незамысловатый ужин, оставаясь полуголыми, несмотря на вечернюю прохладу. В хижинах не было даже керосиновых ламп, и они носили туда угли прогорающих костров.

В лагере у нас тоже горел костер, и народ кругом сидел около него, тихо переговариваясь друг с другом. Присел и я, размышляя о том, какую помощь могло бы оказать таким людям, как малавийские рыбаки, цивилизованное человечество и нуждаются ли они в нашей помощи.

Несколько лет назад мы путешествовали в джунглях Лаоса в составе подобной нынешней международной группы туристов.

Нашего турлидера, австралийку Матильду, мы прозвали почему-то «Мадам Брошкина» и слегка недолюбливали за мелочность. Перед посещением глухих, затерянных в лесах деревень она собрала с нас деньги на подарки местным детям. Велико же было наше удивление и возмущение, когда мы увидели, что она накупила лука, чеснока, бананов, апельсинов, то есть всего того, что и так росло вокруг и не могло быть, на наш взгляд, подарком. И когда иностранцы раздавали детям овощи и фрукты, мы дарили им жвачку, конфеты, солнечные очки, майки и калькуляторы. Мы бурно обсуждали между собой политику Брошкиной по отношению к коренному населению. Мы считали, что она и ей подобные «миссионеры» специально хотят сохранить естественные резервации в отсталых странах, чтобы затем делать деньги на туристах. Только потом, через несколько лет изучения мира, к нам пришло понимание того, насколько Матильда была права. Ведь тогда мы действовали по своему стандарту благополучия, наивно считая, что мы живем лучше и счастливее их, а потому обязаны поделиться. Но поделиться чем? Предметами, которыми они не пользуются в своей простой и естественной жизни? А может быть, жизненными принципами «свободного мира», от последствий которых нас самих уже тошнит? Ведь если жизнь у человека благополучна и он вполне доволен собой, ему едва ли удастся сделаться добродетельным. Надеюсь, вы понимаете, что означает это слово. Если все в жизни вас устраивает, вы мало что способны предложить другим людям, кроме казенного сочувствия и видимого участия. Пословица говорит: «Сытый голодному — не товарищ». Точно так же богатый не поймет бедного, а счастливый — несчастного. Только вот кому живется лучше, неужели тем, у кого сытость приравнивается к благополучию? Я думаю иначе. Лучшее, что мы можем дать этим людям, это не вмешиваться в их жизнь, не вносить в нее бациллу «западной культуры». Лучшее же, что мы можем сделать для себя, — это присмотреться к их цивилизации и попытаться хоть на немного вернуться к простоте материальной жизни и искренности человеческих отношений. Спешите это сделать, пока они не прекратили к себе доступ людей с мутированной душой и не объявили резервациями эти территории.