Шагах в пятидесяти от реки он увидел человека чрезвычайно высокого роста, неподвижно стоявшего на уступе у самой подошвы горы. Он опирался на длинное ружье. Этот неожиданно появившийся человек был широкоплеч, с длинными волосами, схваченными кожаным ремешком. Рост его превышал шесть футов. Его смуглое лицо было раскрашено: красной краской – между глазами, черной – на нижних веках и белой – на лбу. Одет он был, как полагается жителю пограничной полосы Патагонии: на нем был великолепный плащ из шкуры гуанако, разукрашенный красными арабесками и сшитый жилами страуса. Под этим плащом виднелась еще одежда из лисьего меха. Она была стянута поясом, у которого висел мешочек с красками для раскрашивания лица.
Несмотря на пеструю раскраску, лицо этого патагонца было величественно и говорило о его несомненном уме. В позе, полной достоинства, он ожидал, что будет дальше. Глядя на эту неподвижную, внушительную фигуру, можно было принять ее за статую хладнокровия.
Как только майор заметил патагонца, он указал на него Гленарвану, и тот тотчас же побежал к нему. Патагонец сделал два шага вперед. Гленарван взял его руку и крепко пожал.
В глазах Эдуарда, во всем его сияющем лице светилась такая горячая благодарность, что патагонец, конечно, не мог не понять его. Он слегка нагнул голову и произнес несколько слов, которые остались непонятными как для майора, так и для его кузена.
Тогда патагонец, внимательно посмотрев на чужестранцев, заговорил на другом языке, но как он ни старался, и на этот раз его также не поняли. Однако в фразах, произнесенных туземцем, что-то напомнило Гленарвану испанский язык – он знал несколько общеупотребительных испанских слов.
– Espanol?[36] – спросил он.
Патагонец кивнул головой сверху вниз – движение, имеющее одинаковое значение подтверждения у всех народов.
– Отлично, – заявил майор, – теперь дело за нашим другом Паганелем. Хорошо, что ему пришло в голову учить испанский язык!
Позвали Паганеля. Он немедленно прибежал и раскланялся перед патагонцем с чисто французской грацией, которую тот, по всей вероятности, не смог оценить. Географу тотчас рассказали, в чем дело.
– Чудесно! – воскликнул он.
И, широко открывая рот, чтобы яснее выговаривать, он проговорил:
– Vos sois um homera de bem.[37]
Туземец, видимо, напряг слух, но ничего не ответил.
– Он не понимает, – промолвил географ.
– Быть может, вы неправильно произносите? – высказал предположение майор.
– Возможно. Произношение дьявольское!
И Паганель снова повторил свою любезную фразу, но успех ее был тот же.
– Ну, выразимся иначе, – сказал географ и, произнося медленно, по-учительски, спросил патагонца:
– Sem duvida, um Patagao?[38]
Тот по-прежнему молчал.
– Dizeime![39] – добавил Паганель.
Патагонец и на этот раз не проронил ни слова.
– Vos compriendeis?[40] – закричал Паганель так громко, что едва не порвал себе голосовые связки.
Было очевидно, что индеец не понимал того, что ему говорили, так как он ответил наконец по-испански:
– No comprendo.[41]
Тут уж настала очередь Паганеля изумиться, и он с видимым раздражением спустил очки со лба на глаза.
– Пусть меня повесят, если я понимаю хоть одно слово из этого дьявольского диалекта! – воскликнул он. – Верно, это арауканское наречие.
– Да нет же, – отозвался Гленарван, – этот человек несомненно ответил по-испански.
И, повернувшись к патагонцу, он вновь спросил его:
– Espanol?[42]
– Si, si![43] – ответил туземец.
Удивление Паганеля превратилось в остолбенение. Майор и Гленарван украдкой переглядывались.
– А знаете, мой ученый друг, – начал, слегка улыбаясь, майор, – не произошло ли здесь чего-нибудь в результате той феноменальной вашей рассеянности, на которую, мне кажется, у вас имеется монополия?
– Как? Что? – насторожился географ.
– Дело в том, что патагонец несомненно говорит по-испански.
– Он?
– Да, он! Уж не изучили ли вы случайно другой язык, приняв его…
Мак-Наббс не успел договорить. Громогласное «О!», сопровождаемое пожатием плеч, прервало его.
– Вы немножко слишком далеко заходите, майор, – сказал Паганель довольно сухо.
– Но чем же объяснить, что вы его не понимаете? – ответил Мак-Наббс.
– Не понимаю я потому, что этот туземец говорит на плохом испанском языке! – ответил, начиная раздражаться, географ.
– Так вы считаете, что он говорит на плохом наречии, только потому, что вы его не понимаете? – спокойно спросил майор.
– Послушайте, Мак-Наббс, – вмешался Гленарван, – ваше предположение невероятно. Как ни рассеян наш друг Паганель, все же нельзя допустить, чтобы его рассеянность дошла до того, что он мог изучить один язык вместо другого.
– Тогда, дорогой Эдуард, или лучше вы, почтенный Паганель, объясните мне: что здесь происходит?
– Мне нечего объяснять: я констатирую, – ответил географ. – Вот книга, которой я ежедневно пользуюсь для преодоления трудностей испанского языка. Посмотрите на нее, майор, и вы увидите, что я не ввожу вас в заблуждение!
С этими словами Паганель начал рыться в своих многочисленных карманах и через несколько минут поисков вытащил весьма потрепанный томик, который и подал с уверенным видом майору. Тот взял книжку и посмотрел на нее.
