50 изобретений - [87]
Этот не праздное любопытство. Ответ на этот вопрос лежит в основе нашего видения человеческого прогресса на протяжении веков. Экономист Тимоти Тейлор в начале цикла лекций по введению в экономику обычно спрашивает студентов: предпочли бы они заработать 70 тысяч долларов в год сейчас или ту же сумму в 1900 году?
На первый взгляд, думать не о чем. Получать 70 тысяч долларов в 1900 году было намного выгоднее. С учетом инфляции, по сегодняшним меркам, это примерно два миллиона долларов. В 1900 году за один доллар можно было купить намного больше: мяса на всю семью, хлеба на две недели. За доллар можно было нанять работника на целый день. С жалованием в 70 тысяч долларов легко можно позволить себе особняк, горничных и дворецкого. Однако на доллар в 1900 году можно было купить гораздо меньше, чем сегодня. Сейчас за эту сумму можно позвонить по мобильному телефону за границу, оплатить день широкополосного доступа к интернету и, конечно, пройти курс лечения антибиотиками. В 1900 году все это было недоступно даже самому богатому человеку на планете[676].
Поэтому большинство студентов Тимоти Тейлора считают, что лучше иметь достойный заработок сегодня, чем состояние век назад. И дело не только в высокотехнологичных приборах. Молодые люди понимают, что за свои деньги они получат лучшее центральное отопление и кондиционирование воздуха и намного более качественную машину, пусть даже придется обойтись без прислуги и есть на ужин меньше стейков. Статистика инфляции говорит нам, что 70 тысяч долларов сегодня стоят намного меньше, чем та же сумма в 1900 году. Но люди, которые попробовали на вкус современные технологии, видят ситуацию иначе.
Поскольку сравнить сегодняшний iPod с граммофоном столетней давности очень сложно, не получится количественно оценить, насколько все описанные в этой книге изобретения расширили наш выбор. Наверное, это просто невозможно. Однако попытаться можно, и именно этим занимался Нордхаус, развлекаясь с кострами, древними масляными лампами и люксметрами. Он хотел измерить затраты на освещение, которое было заботой человечества с незапамятных времен, и оценить передовые технологии разных эпох. Освещенность измеряют в люменах или люмен-часах. Свеча, например, дает тринадцать люменов. Типичная современная лампочка горит почти в сто раз ярче.
Представьте неделю сбора и рубки дров: шесть дней по десять часов. Шестьдесят часов тяжелого труда дадут тысячу люмен-часов света. Столько же современная лампочка выдаст всего за пятьдесят четыре минуты, хотя костер даст намного больше часов тусклого, мерцающего света. Конечно, свет не единственная причина жечь дрова. Костер согревает, позволяет приготовить пищу, отпугивает диких животных. Кроме того, если в качестве средства освещения доступны только дрова, можно просто отложить дела до рассвета.
Тысячи лет назад появились более совершенные возможности: египетские и критские свечи и масляные лампы из Вавилона. Они давали более ровный и управляемый свет, но при этом были очень дороги. В дневниковой записи в мае 1743 года ректор Гарвардского университета преподобный Холиок отметил, что его домохозяйство тратит два дня на то, чтобы изготовить 35 килограммов сальных свечей[677]. Шесть месяцев спустя он сделал пометку: «Свечи кончились». И это в летние месяцы.
Сальные свечи совсем не такие романтичные, как не дающие копоти парафиновые, которыми мы сегодня пользуемся. Богатейшие люди того времени могли позволить себе пчелиный воск, но большинство, даже ректор Гарварда, пользовались вонючими, дымными палочками из животного жира. Сало приходилось растапливать и терпеливо, по многу раз обмакивать в него фитиль — трудоемкая, обжигающая пальцы работа. Согласно исследованию Нордхауса, если выделять неделю в год, чтобы 60 часов заниматься исключительно изготовлением свечей или зарабатыванием денег на их покупку, то каждый вечер можно было бы жечь свечу всего 2 часа 20 минут.
В XVII и XIX веках ситуация немного улучшилась. Свечи стали делать из спермацета — маслянистой жижи молочного цвета, получаемой из туш кашалотов. Бенджамин Франклин обожал их яркий белый свет и то, что они «не размягчаются в руке даже в жаркую погоду, капли не оставляют жирных пятен, как обычные свечи, и горят намного дольше». Хотя новые свечи были приятные, цена на них кусалась. Джордж Вашингтон вычислил, что освещение ими по пять часов вечером стоило ему восемь фунтов в год, а это значительно больше тысячи долларов по сегодняшним деньгам[678]. Несколько десятилетий спустя газовые и керосиновые лампы снизили стоимость освещения и попутно спасли кашалотов от вымирания[679]. Но они тоже были в основном дорогие и хлопотные: переворачивались, протекали, плохо пахли и вызывали пожары.
Затем все изменилось. Появилась лампа накаливания.
К 1900 году одна из разработанных Томасом Эдисоном лампочек с угольной нитью давала десять дней постоянного освещения, в сто раз более яркого, чем свечи, и стоило такое удовольствие столько, сколько можно было заработать за 60 часов упорного труда. К 1920 году та же неделя работы принесла бы более пяти месяцев непрерывного света лампочки с вольфрамовой нитью. К 1990 году — десять лет. Уже через пару лет благодаря компактным флуоресцентным лампам срок увеличился в пять раз. Труд, который когда-то давал всего 54 минуты качественного света, теперь обеспечивал 52 года освещения. А современные светодиодные лампы продолжают дешеветь
Экономика — это наука о том, кто что получает и почему. В известной и увлекательной книге — частью разоблачении, частью руководстве для пользователя — проницательный колумнист Financial Times срывает завесу таинственности того, как работают деньги в современном мире.Начиная с цены на чашку кофе и заканчивая тем, почему эффективность не всегда есть ответ на поиски справедливого общества, от улучшения здравоохранения до решения проблем с пробками — все эти трюки и секреты восхитительно разоблачает «Экономист под прикрытием».Харфорд изящно разъясняет такие непростые для понимания идеи, как ценообразование вдоль кривой спроса и теория игр, используя примеры из реальной жизни.Книга обращается к экономической теории свободного рынка, и Харфорд показывает, как компании, от Amazon.com до Whole Foods и Starbucks, надувают потребителей с помощью партизанских техник ценообразования, и объясняет высокую стоимость аренды (имеющую большее отношение сельскому хозяйству, чем можно себе представить).Книга простым языком освещает сложные экономические теории.
Почему одним – все, а другим – ничего? Можно ли добиться успеха, если не идти на риск? Известный английский журналист и экономист Тим Харфорд выяснил, что законы природы, открытые Чарльзом Дарвином, работают и в бизнесе, и в повседневной жизни, поэтому метод проб и ошибок – единственно верный, какую бы проблему мы ни решали. Все, абсолютно все успешные люди начинали свой путь к вершине с череды более или менее серьезных неудач. Удивительные истории успеха и сокрушительных поражений, рассказанные в этой книге, помогут вам изменить свое отношение к миру.
Если вы ищете нестандартные подходы к организации дел, то книга, которую вы держите в руках, сможет вас удивить. Тим Харфорд, экономист, колумнист Financial Times, который работал во Всемирном банке и преподавал в Оксфорде, утверждает, что толика хаоса в нашей жизни может стать катализатором удивительных свершений. Используя примеры из нейробиологии, психологии, социологии, а также жизни людей, которые меняли историю и совершали революции в экономике и бизнесе, автор доказывает, что способности к творчеству и инновациям напрямую связаны с беспорядком и смятением. На русском языке публикуется впервые.
Перед вами первое подробное исследование норм жизни населения России после Второй мировой войны. Рассматриваются условия жизни в городе в период сталинского режима. Основное внимание уделяется таким ключевым вопросам, как санитария, доступ к безопасному водоснабжению, личная гигиена и эпидемический контроль, рацион, питание и детская смертность. Автор сравнивает условия жизни в пяти ключевых промышленных районах и показывает, что СССР отставал от существующих на тот момент норм в западно-европейских странах на 30-50 лет.
В книге воспоминаний заслуженного деятеля науки РФ, почетного профессора СПбГУ Л. И. Селезнева рассказывается о его довоенном и блокадном детстве, первой любви, дипломатической работе и службе в университете. За кратким повествованием, в котором отражены наиболее яркие страницы личной жизни, ощутимо дыхание целой страны, ее забот при Сталине, Хрущеве, Брежневе… Книга адресована широкому кругу читателей.
Содержание антологии составляют переводы автобиографических текстов, снабженные комментариями об их авторах. Некоторые из этих авторов хорошо известны читателям (Аврелий Августин, Мишель Монтень, Жан-Жак Руссо), но с большинством из них читатели встретятся впервые. Книга включает также введение, анализирующее «автобиографический поворот» в истории детства, вводные статьи к каждой из частей, рассматривающие особенности рассказов о детстве в разные эпохи, и краткое заключение, в котором отмечается появление принципиально новых представлений о детстве в начале XIX века.
Монография впервые в отечественной и зарубежной историографии представляет в системном и обобщенном виде историю изучения восточных языков в русской императорской армии. В работе на основе широкого круга архивных документов, многие из которых впервые вводятся в научный оборот, рассматриваются вопросы эволюции системы военно-востоковедного образования в России, реконструируется история военно-учебных заведений лингвистического профиля, их учебная и научная деятельность. Значительное место в работе отводится деятельности выпускников военно-востоковедных учебных заведений, их вкладу в развитие в России общего и военного востоковедения.
Как цикады выживают при температуре до +46 °С? Знают ли колибри, пускаясь в путь через воды Мексиканского залива, что им предстоит провести в полете без посадки около 17 часов? Почему ветви некоторых деревьев перестают удлиняться к середине июня, хотя впереди еще почти три месяца лета, но лозы и побеги на пнях продолжают интенсивно расти? Известный американский натуралист Бернд Хайнрих описывает сложные механизмы взаимодействия животных и растений с окружающей средой и различные стратегии их поведения в летний период.
Немногие культуры древности вызывают столько же интереса, как культура викингов. Всего за три столетия, примерно с 750 по 1050 год, народы Скандинавии преобразили северный мир, и последствия этого ощущаются до сих пор. Викинги изменили политическую и культурную карту Европы, придали новую форму торговле, экономике, поселениям и конфликтам, распространив их от Восточного побережья Америки до азиатских степей. Кроме агрессии, набегов и грабежей скандинавы приносили землям, которые открывали, и народам, с которыми сталкивались, новые идеи, технологии, убеждения и обычаи.