50 и одно дыхание глубже - [165]

Поднимаюсь с постели и хватаю халат. Натягивая на себя, выхожу из спальни, собирая по полу разорванное платье и стринги. Которые даже не помню, как он снимал. Снимал это мягко сказано, в клочья растерзал. Но улыбаюсь этому и вхожу в гостиную, где аромат кофе наполняет мой разум.

— У тебя нет ничего для завтрака, — с укором произносит Ник.

— Яйца и молоко, — замечая, открываю холодильник.

— Пропали. Ты хоть когда-нибудь будешь себя кормить? — Прыскает от смеха он.

— Нет. Не буду, — пожимаю плечами и закрываю дверцу. — Мне нравится, когда делаешь это ты.

— Наглая ты, Мишель. Я не записывался тебе в няньки, — журит он, посматривая на турку.

— О, ты ещё не знаешь под чем подписался, когда познакомился со мной. Мне требуется наставник, — улыбаясь, подхожу к дверце под раковиной и открываю её.

— И ты порвал моё новое платье, — поднимая руку с тряпкой, в которую превратилась одежда, указываю ему на неё взглядом и бросаю в урну.

— Ещё раз наденешь такое без меня. На людях это сделаю, — спокойно отзывается и выключает плиту. — Наставник говоришь, требуется? Так вот первое правило — без меня никаких вырезов, никакой демонстрации твоего, то бишь принадлежащего мне, тела, никаких встреч с мужчинами, а только…

— Паранджа, — заканчиваю за него. — Это невыполнимое условие.

— Хорошо, раз так, то получать будешь вдвойне. Как твои ягодицы? — Он настолько спокоен и разливает по чашкам кофе, что мне остаётся только улыбнуться и сесть на стул.

— Хорошо. Даже не чувствуется, только немного мышцы болят, — поднимает на меня недоверчивый взгляд.

— Это хорошо. Кожа очень чувствительная и это возбуждает. Хватит так на меня смотреть.

— Как? — Усмехаясь, передаёт мне чашку.

— Довольно и очень эротично, как будто знаешь больше, чем я.

— Я знаю больше, чем ты, — смеюсь от его слов, вдыхая аромат кофе.

— Николас, я хочу тебе кое-что сказать. Это очень важно для меня, — выдавливаю из себя и опускаю голову.

— Говори, — облокачивается о стол локтями и поворачивает ко мне голову.

— В общем, — набираюсь смелости, — когда здесь была твоя мать, она обманула меня, сказав, что посещала ту квартиру, которую ты ей показывал, а там живут другие люди. И… она пришла, рассказала мне про твоего отца и как она забеременела тобой. Но потом… она… я… не смогла сдержаться, мне было так гадко слушать её и я ударила… дала пощёчину. Не хотела и хотела этого. Прости, — сглатываю от горечи во рту, ведь сейчас своими руками порчу всё. Но иначе не смогу вздохнуть глубже и позволить себе обманывать его.

— Что-то ещё? — Холодно спрашивает он.

— Да, — быстро киваю и отставляю чашку. — Люси. Она была у Райли и исписала его дверь, познакомилась с Сарой и очень расстроила её. Ты запретил мне встречаться с твоей семьёй, а я поехала. Устроила скандал и рассказала им про то, что сделала твоя сестра. Как пыталась разрушить вашу дружбу. Райли поделился со мной, но я вынудила его, и он сдался. Я была огорчена и зла на тебя, что не могу увидеть, ты не пускаешь меня, твой номер не обслуживается больше, и, наверное, так выместила свою обиду.

Выпрямляясь, шумно вздыхает. И я, скатываясь со стула, делаю шаг к нему.

— Пойму, — прочищаю горло, потому что голос пропадает от страха, — если ты не захочешь больше видеть меня и приму твоё решение уйти. Ты не должен выбирать между семьёй и мной. Это ни к чему хорошему не приведёт, знаю наверняка. Они всегда останутся твоими самыми близкими людьми, а я… когда-нибудь наши отношения закончатся. И ради меня не нужно разрушать твоё единение с ними. Ты любишь их, и они тебя по-своему. Прости, что из-за меня ты оказался в такой ситуации.

Замолкая, смотрю на его лицо, не выражающее ничего. Совершенно ни капли не угадать его эмоций.

— Ник, скажи что-то, — прошу.

— Для меня это не новость, Мишель. Мать сказала, что ты нездорова, раз позволила себе ударить её. После твоего посещения их дома, мне тоже об этом доложили, и я был там. Дал им три дня, чтобы собрали свои вещи и освободили дома, которые купил им. И ты ошибаешься, — переводит на меня серьёзный взгляд, — если считаешь, что важность твоего участия в моей жизни я ставлю ниже, чем безучастие семьи, которой не нужен, как человек. Поэтому закроем тему.

— Подожди… ты выгнал их? — Обескуражено шепчу я.

— Верно, — кивая, отпивает кофе, — и я не выгнал, а указал на то, что это принадлежит больному и психически нездоровому человеку, которому они хотят помочь, пичкая наркотиками и превратив в овощ.

— Боже, но так нельзя, Николас, — качаю в ужасе головой.

— Не бросаю своих слов на ветер. Предупреждал, чтобы не травили мою жизнь и не трогали тебя. Не услышали, теперь пожинают плоды своих действий, — резко отвечает он.

— Но…

— Нет. Сказал — закрыли тему, Мишель. Сейчас я не хочу обсуждать этих людей, — переводит на меня прищуренный взгляд, инстинктивно отступаю.

— Лучше поговорим о нас, — странно улыбается он.

— Хорошо. Мне просто необходимо было это тебе сказать. Не хочу тайн. Не хочу обманывать тебя и скрывать что-то, которое в будущем отразится снова расколом. Давай, будем честными. Признаваться друг другу во всём. Пожалуйста.

— Прекрасная идея, Мишель. Я её полностью поддерживаю, — кивая, отставляет чашку. — И как интересно, что именно ты начала этот разговор.