5/4 накануне тишины - [45]

Шрифт
Интервал

от искажённого страхом лица своего,

с металлическим уродливым наростом на ухе.

— Какая пыль в конце марта?.. — вежливо удивилась Степанида, определённо воображая себя взрослой дамой. — И почему ты так надрываешься? Трубишь, как мамонт из глубины тысячелетий.

— Потому что… не надо тебе сюда.

— Чёрная дыра — здесь, и я здесь поэтому, — вздыхает она покорно. — Ладно, останусь… А в Карагане всё жертвами давно искуплено, Караган к свету нынче идёт… Но ты смотри у меня там! Я про маму. Ты запомнил, да? Если с ней что случится… Впрочем, ты хоть как попадаешь в число людей, которые должны быть устранены,

как болезнетворные, очень опасные микробы,

или обезврежены…

Ради жизни на земле.

Степанида что-то там соображает ещё, у телефона.

Нет, право, уж лучше бы грызла семечки!..

— Хотя… — глубокомысленно произносит она. — Ты странно сейчас кричал. Как будто ты — уже не совсем ты… Говорят, вспышки теперь небывалые. Это Солнце так влияет на тебя?

— Да. Влияет. А я влияю на него. И ты тоже.

— Тогда… лучше бы ты спал! Спал бы беспробудно, чтоб не влиять.

Ммм!..Опять memento — ох, опять mori!

«А может, я преображаюсь! — едва не выкрикнул он. — Что тогда?»

Но Цахилганов кивает, машинально кивает

коротким гудкам в трубке —

и не может прервать своего киванья.


169

А вообще — безобразие.

Надо поставить девчонку на место.

Что значит, убью?!.

Ещё в семь лет Степанидка, к ужасу Любови, пролепетала совсем доверчиво, показывая на Цахилганова пальцем и склонив голову с белым бантом к плечу: «А когда я вырасту, я папу убью».

Был, правда, там один… неприятный повод к этому. Когда дети постарше выследили его с Ботвич. А потом дразнили маленькую Степаниду и толкали… Но ведь она должна была про это, и про свои детские слёзы, давно забыть… Однако, нет! Твердит, твердит одно и то же —

с ангельским видом, паршивка:

— Земля должна быть чистой от таких, как ты. Если природа разумна, она должна тебя уничтожить. А если нет — погибнет мир, папочка…

Ну, пусть не твердит.

Но произносит же временами,

маленькая, так и не повзрослевшая, дрянь!

Сейчас она получит отменную трёпку.


170

Цахилганов опять отыскивает её номер. Он долго слушает, как уходят в пустоту бесследно его частые телефонные сигналы.

Гудки летят из географического центра Евразии —

над измученной полуразрушенной Россией.

Туда, где одно ласковое, красивое, небольшое существо давно готово мысленно убрать с лица земли

его,

своего отца,

будто лишнюю шахматную фигуру с клетчатой доски.

Цахилганов, сотворивший дитя, никто иной как творец! И вот, тварь готовится поднять руку на творца, ибо полагает, что сотворена она, чистая, нечистым, видите-ли, творцом!

Решительно — мир — сошёл — с — ума.

Но кто-то суровый безмолвно остерегает Цахилганова: человек не может быть творцом человека. А вровень со Всевышним ставит себя…

— дух — тьмы — понятно — понятно — отбой!

…А может, это Любовь,

тысячи раз обманутая, преданная им, униженная

Любовь должна была породить именно такое дитя —

которому предначертано расправиться с ним,

как с осквернителем любви?

Хм, тогда… плохо дело.

Телефонные сигналы, летящие от отца к дочери, снова остаются без ответа. Выходит, её уже нет дома… Но — чу! — забулькала металлическая искусственная рыбка. Цахилганов быстро нахватывает воздуха в грудь, открывает рот, багровеет заранее…


171

— Ну и что ты молчишь как бешеный? — Степанида невозмутима. И она опять щёлкает семечки! — Тьфу. Смотришь в сторону Москвы своими дюбелями?

— Я? — теряется Цахилганов. 

Шлямбуры, дюбеля… Что-то не припомнит Цахилганов ни одной барышни в своей жизни, которая бы знала, что это такое. Ах, да — у Степаниды в школе хорошо преподавали ручной труд…

— Конечно, ты.

— А кто это — вы, которые должны убрать меня? Стереть с лица земли?

— А тебе не всё равно?

— Скверно шутишь, Степанида. Не смешно!

— Ну, ладно. Тебе есть что сказать? Тебе, как профессиональному врагу страны и народа, есть что сказать своим недавно проснувшимся потомкам?

— Нет… — кладёт он трубку, понимая бессмысленность любых будущих своих слов. — Нет.

Беспощадная тварь. Кто бы мог подумать, что безропотная его Любовь родит эту беспощадную тварь. Будто он, Цахилганов, не человек, а…

— Мутант, — подсказал кто-то. — Она, девочка, борется с цивилизацией бесолюдей…

А бесолюди ждут, конечно, сложа руки, когда эта суровая козявка их одолеет… Да посадят её за решётку в два счёта, как только сочтут нужным! И правильно сделают! Вот и вся её борьба…

Тюремная баланда ждёт его чистенькую Степанидку!

Да ещё глазок в кованой двери.

Недрёманый.


172

Странно: у Цахилганова никогда не дрожали руки. Но они дрожат у него сейчас, в палате. Странно.

— …Опять.

Жена повернула к нему лицо, пугающе молодое — освободившееся совсем недавно от своей приветливости, не оставившей даже двух улыбчивых морщинок по углам рта,

— будто — и — не — было — их — никогда —

и как же это страшно, когда у женщины в годах —

гладкое лицо!

— Опять…Птица. Висит… надо мной…

Жена смотрела на Цахилганова сквозь истончённые веки, будто слепая:

— Когти! — беспокоилась она. — …Это коршун? Или… Лунь. Лунь… Не знаю! Тень!

— Где? — Цахилганов обвёл взглядом палату — стены, до половины замазанные зелёной краской, потолок в жёлтых разводах сырости, похожих на выцветшую карту рек. Подскажи, Люба!..


Еще от автора Вера Григорьевна Галактионова
Наш Современник, 2006 № 01

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


На острове Буяне

Когда-то, в незапамятные времена, село Буян располагалось на недосягаемом острове, о чём говорит местное предание. Теперь это берег таёжной реки, диковинная глухомань, в которую не заманишь благоразумных людей, – там «птицы без голоса, цветы без запаха, женщины без сердца». Неприветливое село крепко ограждено от внешнего мира – хозяйским древним укладом и строгими заветами старины. И только нечаянное появление в селе городского проходимца вносит разнобой в устоявшийся быт.Разбойничья народная вольница и жертвенность, угрюмый провинциальный навык уклонения от новшеств и склонность к самосуду – все эти противоречия русской жизни сплетаются в тугой узел трагедии здесь, где сообща, на свой лад, решают, как уберечь село от участи Кондопоги и Сагры.


Четыре рассказа

Вера Галактионова обладает и истинно женской, сердечной наблюдательностью, и философским осмыслением, и выразительной, мускулистой силой письма, и оттого по особенному интересно и неожиданно раскрываются в её произведениях злободневные и вечные темы — в жизненных ситуациях, где сталкиваются грубое и утонченное, низменное и возвышенное.


Тятька пошутил

Бабушка учит внучек-комсомолок полезным житейским премудростям — как порчи избежать, как колдуна от дома отвадить, как при встрече с бесом не испугаться...


Спящие от печали

"Спящие от печали" - это повесть о жизни в небольшом азиатском селении Столбцы. Повесть буквально сплетена из снов его обитателей, где они переживают вновь и вновь свои неудачи, утраты, страхи. Само место - тоже, словно порождение сна: "Эта негодная местность считалась у тюрков Воротами ветра, а ветры зарождаются и вертятся духами опасными, непонятными". Здесь "в азиатской России, русской Азии" словно затаилась сама жизнь "в темноте, обступившей … со всех сторон", здесь "затаилось будущее". Спящих, несомненно, ждет пробуждение - его предвестником становится странствующий монах Порфирий, чье появление в Столбцах приносит покой их жителям.


Рекомендуем почитать
Из каморки

В книгу вошли небольшие рассказы и сказки в жанре магического реализма. Мистика, тайны, странные существа и говорящие животные, а также смерть, которая не конец, а начало — все это вы найдете здесь.


Сигнальный экземпляр

Строгая школьная дисциплина, райский остров в постапокалиптическом мире, представления о жизни после смерти, поезд, способный доставить вас в любую точку мира за считанные секунды, вполне безобидный с виду отбеливатель, сборник рассказов теряющей популярность писательницы — на самом деле всё это совсем не то, чем кажется на первый взгляд…


Opus marginum

Книга Тимура Бикбулатова «Opus marginum» содержит тексты, дефинируемые как «метафорический нарратив». «Все, что натекстовано в этой сумбурной брошюрке, писалось кусками, рывками, без помарок и обдумывания. На пресс-конференциях в правительстве и научных библиотеках, в алкогольных притонах и наркоклиниках, на художественных вернисажах и в ночных вагонах электричек. Это не сборник и не альбом, это стенограмма стенаний без шумоподавления и корректуры. Чтобы было, чтобы не забыть, не потерять…».


Звездная девочка

В жизни шестнадцатилетнего Лео Борлока не было ничего интересного, пока он не встретил в школьной столовой новенькую. Девчонка оказалась со странностями. Она называет себя Старгерл, носит причудливые наряды, играет на гавайской гитаре, смеется, когда никто не шутит, танцует без музыки и повсюду таскает в сумке ручную крысу. Лео оказался в безвыходной ситуации – эта необычная девчонка перевернет с ног на голову его ничем не примечательную жизнь и создаст кучу проблем. Конечно же, он не собирался с ней дружить.


Абсолютно ненормально

У Иззи О`Нилл нет родителей, дорогой одежды, денег на колледж… Зато есть любимая бабушка, двое лучших друзей и непревзойденное чувство юмора. Что еще нужно для счастья? Стать сценаристом! Отправляя свою работу на конкурс молодых писателей, Иззи даже не догадывается, что в скором времени одноклассники превратят ее жизнь в плохое шоу из-за откровенных фотографий, которые сначала разлетятся по школе, а потом и по всей стране. Иззи не сдается: юмор выручает и здесь. Но с каждым днем ситуация усугубляется.


Песок и время

В пустыне ветер своим дыханием создает барханы и дюны из песка, которые за год продвигаются на несколько метров. Остановить их может только дождь. Там, где его влага орошает поверхность, начинает пробиваться на свет растительность, замедляя губительное продвижение песка. Человека по жизни ведет судьба, вера и Любовь, толкая его, то сильно, то бережно, в спину, в плечи, в лицо… Остановить этот извилистый путь под силу только времени… Все события в истории повторяются, и у каждой цивилизации есть свой круг жизни, у которого есть свое начало и свой конец.