5/4 накануне тишины - [29]
— считай — в — преисподнюю…
— Поглядим ещё. Долетит ли! И куда тебя, такого святого судию, занесёт — тоже поглядим. Наворопятил-то сам — вон сколько: размотать в обратную сторону никак не можешь, — не верил в мыслительные способности Цахилганова старичище.
И огорчался дальше:
— А уж какой рай мы построили… Сам-то я видал его, что ли, рай? А? Я им пользовался, что ли? В лагерях-то всю жизнь проведши? Пожизненно — в лагерях, калёно железо, бессрочно!.. А вот тебе — грех меня порочить. Потому как пользовался раем — ты!
Во все тяжкие пользовался, конечно…
— Вон кто, оказывается, жертва у нас: Дула Патрикеич! — всё донимал старика Цахилганов. — Сколько тысяч людей ни за что в эту землю уложил, а — жертва!..
Однако старик исчез напрочь,
должно быть — от большой сердечной обиды.
И лишь обрывки его слов ещё носились в палате, угасая не сразу:
— А как же «Ослябя»?… Одну-то единственную лабораторию кто втайне под землёй сохранил? Целиком — для настоящего времени? Не знаешь, сынок? Вот то-то и оно.
Уж так мы её сохранили,
что и передать некому…
— Люба, не обращай ты внимания на Дулу, — попросил Цахилганов жену — и усмехнулся, вставая. — Старик начинал свою службу на севере. Когда-то, военным юношей, он жил некоторое время среди самоедов, и многому от них научился. А теперь прививает те же самые навыки мне… Люба, может, тебе нужно чего? Ты кивнула бы как-нибудь, я пойму.
— Он опять сказал «нет», — вдруг послушно откликнулась Любовь. — «Нет, — сказал Дух святый, — Я не сойду»…
— А почему? Почему? — терпеливо допытывался Цахилганов, склоняясь над ней. — Ты спросила?
Любовь молчала, слабо перебирая пальцами.
Она была далеко, в беспамятстве.
— …Н-да, — то ли восхитился, то ли закручинился Цахилганов. — Чем лучше жена, тем меньше её замечаешь…
И как это люди живут с яркими жёнами, изо дня в день? Должно быть, лишь на грани истерики. Как в комнате, оклеенной цветастыми красными обоями, должно быть.
— Спи, Люба.
Цахилганов вновь отправился к окну.
Заплаканная дневная степь поблёскивала проплешинами голой глины. Земное пространство зябло оттого, что ватное одеяло облаков было слишком, слишком высоко. Весь снег поднялся в небо по весне, и теперь не вернуть его оттуда до самой зимы, из долгого небесного кочевья. Тепло же солнечное, горячее всё не наступало, всё не пробивалось из выси, и привыкать к нему пока не требовалось. Оставалось только терпеливо зябнуть —
голой почве и беспомощному человеку.
В промежуточных состояниях природы люди думают много и бесплодно, раскачиваясь в некой мыслительной неопределённости, похожей на парение.
Ветер мотал редкие кусты караганника, гнул их к влажной земле.
— Каинова печать — это когда человек убегает от себя; убегает вечно но тщетно, — кивал, бормоча, Цахилганов. — Он только выскакивает из себя порою, и — снова видит то, что не хочет видеть.
Да, да, молчал, соглашаясь с самим собой, он… Зарастали по вёснам железнодорожные свежие насыпи, и старые, отработанные, завалившиеся шахты с высокими отвалами пустой породы. Но из просевшей, подрытой, унылой этой, похоронной земли выбивался, лез к небесному Солнцу странный кустарник!..
Редкий кустарник, невзрачный кустарник, страшный кустарник пил соки этой безымянно-могильной выпотрошенной земли —
и тянулся к настоящему, далёкому животворному Солнцу. Только вот сок в этих стеблях и листьях был траурным.
Он был чёрен. Чёрен!
Чёрен!!!
Навязчивые — состоянья — как — же — с — ними — справляются — опытные — психи?
Цахилганов закрывал глаза, прижимая ладонями веки, но только чёрные кусты топорщились во мраке перед ним, не глядящим. Караганник! Кругом вырастал сорный тёмный редкий караганник —
над теми, чьи силы и судьбы и чувства и удивительные познанья о мире бесследно сгорели в подземных каменных лавах… Сгорели дочерна…
«Кара-кан» — «чёрная кровь»… Запекшаяся неволничья кровь прорастала, лезла из этой земли
на волю.
Сквозь десятилетья.
Говорят, что выработанная площадь под землёю Карагана равна Москве — так широко разошлись, разветвились штреки многочисленных шахт, перетекающих иногда одна — в другую… Легко, конечно, представить, что среди множества заброшенных там и сям шахтных стволов дремлет где-нибудь, в глубине,
в кромешной тьме,
некая лаборатория
с особо секретными установками.
Для чего-то ведь именно здесь держали всех этих, уже — навеки безымянных, геохимиков и биокосмиков? Гелиобиологов и биофизиков? Для чего?
Но кругом теперь — один немой, сорный караганник, колеблемый степными ветрами. Кустарник, стебли которого тянут из земли почерневшую чью-то кровь — и возносят её каждым летом к Солнцу живому.
Кустарник-проводник.
Вдруг Внешний Цахилганов удивился:
— Да что это с тобой, неверный сын старого чекиста?! Блудный сын Главного чекиста Карагана? Тебя же никогда это особо не занимало,
— то — что — не — способно — было — доставить — тебе — удовольствия —
отчего ж ты так неспокоен теперь?
Цахилганов, расхаживая, подумал про Любу, про своё внезапно обнаружившееся бесплодие — и снова потёр глаза, будто в них попала колючая, режущая пыль, от которой он никак не мог избавиться.
— Как сказал Василий Тёмный ослепившему его Шемяке? — грустно спросил он зеркальное своё отраженье, пытаясь проморгаться. — Припомнить бы. «Ты дал мне средство к покаянию». Да, так… Наказанием, посланным свыше, закрывается зрение бытовое, обыденное. Но за то, и вместо того, открывается зрение иное,
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Когда-то, в незапамятные времена, село Буян располагалось на недосягаемом острове, о чём говорит местное предание. Теперь это берег таёжной реки, диковинная глухомань, в которую не заманишь благоразумных людей, – там «птицы без голоса, цветы без запаха, женщины без сердца». Неприветливое село крепко ограждено от внешнего мира – хозяйским древним укладом и строгими заветами старины. И только нечаянное появление в селе городского проходимца вносит разнобой в устоявшийся быт.Разбойничья народная вольница и жертвенность, угрюмый провинциальный навык уклонения от новшеств и склонность к самосуду – все эти противоречия русской жизни сплетаются в тугой узел трагедии здесь, где сообща, на свой лад, решают, как уберечь село от участи Кондопоги и Сагры.
Бабушка учит внучек-комсомолок полезным житейским премудростям — как порчи избежать, как колдуна от дома отвадить, как при встрече с бесом не испугаться...
Вера Галактионова обладает и истинно женской, сердечной наблюдательностью, и философским осмыслением, и выразительной, мускулистой силой письма, и оттого по особенному интересно и неожиданно раскрываются в её произведениях злободневные и вечные темы — в жизненных ситуациях, где сталкиваются грубое и утонченное, низменное и возвышенное.
"Спящие от печали" - это повесть о жизни в небольшом азиатском селении Столбцы. Повесть буквально сплетена из снов его обитателей, где они переживают вновь и вновь свои неудачи, утраты, страхи. Само место - тоже, словно порождение сна: "Эта негодная местность считалась у тюрков Воротами ветра, а ветры зарождаются и вертятся духами опасными, непонятными". Здесь "в азиатской России, русской Азии" словно затаилась сама жизнь "в темноте, обступившей … со всех сторон", здесь "затаилось будущее". Спящих, несомненно, ждет пробуждение - его предвестником становится странствующий монах Порфирий, чье появление в Столбцах приносит покой их жителям.
Рассказы букеровского лауреата Дениса Гуцко – яркая смесь юмора, иронии и пронзительных размышлений о человеческих отношениях, которые порой складываются парадоксальным образом. На что способна женщина, которая сквозь годы любит мужа своей сестры? Что ждет девочку, сбежавшую из дома к давно ушедшему из семьи отцу? О чем мечтает маленький ребенок неудавшегося писателя, играя с отцом на детской площадке? Начиная любить и жалеть одного героя, внезапно понимаешь, что жертва вовсе не он, а совсем другой, казавшийся палачом… автор постоянно переворачивает с ног на голову привычные поведенческие модели, заставляя нас лучше понимать мотивы чужих поступков и не обманываться насчет даже самых близких людей…
В литературной культуре, недостаточно знающей собственное прошлое, переполненной банальными и затертыми представлениями, чрезмерно увлеченной неосмысленным настоящим, отважная оригинальность Давенпорта, его эрудиция и историческое воображение неизменно поражают и вдохновляют. Washington Post Рассказы Давенпорта, полные интеллектуальных и эротичных, скрытых и явных поворотов, блистают, точно солнце в ветреный безоблачный день. New York Times Он проклинает прогресс и защищает пользу вечного возвращения со страстью, напоминающей Борхеса… Экзотично, эротично, потрясающе! Los Angeles Times Деликатесы Давенпорта — изысканные, элегантные, нежные — редчайшего типа: это произведения, не имеющие никаких аналогов. Village Voice.
События в книге происходят в 80-х годах прошлого столетия, в эпоху, когда Советский цирк по праву считался лучшим в мире. Когда цирковое искусство было любимо и уважаемо, овеяно романтикой путешествий, окружено магией загадочности. В то время цирковые традиции были незыблемыми, манежи опилочными, а люди цирка считались единой семьёй. Вот в этот таинственный мир неожиданно для себя и попадает главный герой повести «Сердце в опилках» Пашка Жарких. Он пришёл сюда, как ему казалось ненадолго, но остался навсегда…В книге ярко и правдиво описываются характеры участников повествования, быт и условия, в которых они жили и трудились, их взаимоотношения, желания и эмоции.
Ольга Брейнингер родилась в Казахстане в 1987 году. Окончила Литературный институт им. А.М. Горького и магистратуру Оксфордского университета. Живет в Бостоне (США), пишет докторскую диссертацию и преподает в Гарвардском университете. Публиковалась в журналах «Октябрь», «Дружба народов», «Новое Литературное обозрение». Дебютный роман «В Советском Союзе не было аддерола» вызвал горячие споры и попал в лонг-листы премий «Национальный бестселлер» и «Большая книга».Героиня романа – молодая женщина родом из СССР, докторант Гарварда, – участвует в «эксперименте века» по программированию личности.
Действие книги известного болгарского прозаика Кирилла Апостолова развивается неторопливо, многопланово. Внимание автора сосредоточено на воссоздании жизни Болгарии шестидесятых годов, когда и в нашей стране, и в братских странах, строящих социализм, наметились черты перестройки.Проблемы, исследуемые писателем, актуальны и сейчас: это и способы управления социалистическим хозяйством, и роль председателя в сельском трудовом коллективе, и поиски нового подхода к решению нравственных проблем.Природа в произведениях К. Апостолова — не пейзажный фон, а та материя, из которой произрастают люди, из которой они черпают силу и красоту.